с 01.01.2001 по настоящее время
Курск, Курская область, Россия
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
ВАК 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
ВАК 12.00.14 Административное право; административный процесс
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.09 История государства и права
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ОКСО 40.06.01 Юриспруденция
ББК 673 История права
ББК 60 Общественные науки в целом
BISAC LAW060000 Legal History
В статье предпринят историко-правовой анализ формирования опыта кадровой практики правительства России в сфере комплектования отраслей управления и хозяйства образованными специалистами, в том числе иностранными служащими, через призму использования зарубежных административных и культурных достижений; дан обзор источников (материалы дипломатических сношений, официальная переписка, указы) и форм подготовки кадрового состава (стажировки за границу, поездки в посольства, обучение у западных мастеров и преподавателей).
подготовка кадров, зарубежные стажировки, иностранные специалисты, посольские поездки, западные школы, заимствование опыта
Современная отечественная система государственная управления и комплектования кадрового состава характеризуется комплексным нормативным регулированием на основе актуальных социально-политических ценностей (безопасность, дисциплина, образование, квалификация, правопорядок, антикоррупционная направленность) с учетом использования прошлого административного опыта и практики внешних заимствований. К числу последних относят влияние иностранного законодательства на новую систему российских профессий, сферу образования и повышения квалификации кадров, определения показателей отчетности, внедрения специальных требований для персонала и др. Как замечает профессор В.Н. Синюков «исторический процесс формирования права никогда не был отделен от социальных реалий страны - ее человеческих, природных, географических, национальных условий… Везде при включении в национальное право иностранного элемента должны учитываться факторы наличия в России социально самостоятельной правовой системы» [1]. Думается, не является исключением из данного суждения и сфера правового регулирования кадровой политики России, направления которой в тот или иной период отечественной государственности складывались как в силу активизации внутренних факторов (военно-стратегических, территориальных, торгово-экономических, культурно-идеологических), так и разной степени влияния зарубежных правовых норм и институтов, нередко вызывающих при их использовании общественное сопротивление.
Рассуждая о параллелях русской и западноевропейской истории, интересное мнение о природно-географических условиях как естественных препятствиях в ходе реализации процесса заимствований чужого опыта высказал Н.М. Погодин: «Система рек, текущих внутри земли, странное отделение от всех морей (Белого, Балтийского, Черного, Каспийского) мешали приходить в соприкосновении с другими народами, получать новые понятия, узнавать чужие выгоды и невыгоды, и судить о своих» [2]. По обстоятельному замечанию Н.М. Карамзина Россия в «своем гражданском образе» представляла собой «смесь древних восточных нравов, принесенных славянами в Европу и подновленных нашею долговременною связью с монголами… Россияне вышли из-под ига более с европейским, нежели азиатским характером, удобнее принимая обычаи византийские, освященные христианством…Церковная зависимость благоприятствовала просвещению: мы имели от греков всемирные летописи,.. исторические, нравственные, баснословные повести» [3]. Исследователь древнерусского права, немецкий историк-юрист Иоганн Эверс по этому поводу объясняет: «Греки как народ образованнейший необходимо должны были стремиться тому, чтобы дать больше действия системе своего права, а руссы как народ более грубый, чем ближе знакомились посредством торговых и других сношений с обычаями и уставами образованного народа, тем более должны были располагаться к принятию оных, по крайней мере, на время взаимного их с ним сообщения» [4].
Азиатские же методы управления были основаны на строгой дисциплине и четкой регламентации правил поведения. Опыт монгольского ига указывает на сильное влияние в его среде сводов законов и неукоснительное выполнение последних всеми подданными. Это достигалось строгостью и умением выбирать людей: «закон обязывает не только «меньшую братию», но и правителей [5]. Требовательность к служебной исполнительности кадрового состава, идея почитания старших были положены в основу стабильности ордынской государственности, а провозглашение смертной казни за государственную измену (предательство), трусость, самовольное оставление должности (поста) формировало у подданных безусловное подчинение военно-административному порядку. Некоторые нормы поведения московское государство заимствовало и у монголов: система строгой дисциплины, этнической терпимости и глубокой религиозности [6]; авторитарный тип власти, но все же «разбавленный» в идеологическом смысле византийскими традициями (царь=кесарь) [7].
Надо отметить, что обмен управленческим опытом, поиск новых знаний и специалистов, внедрение передовых кадровых практик – естественный результат процесса международного взаимодействия. Поэтому формы, в которых происходила адаптация иноземных кадровых технологий на российской «административной почве», возникали в результате знакомства с местными обычаями, общественно-политическим устройством, административным порядком других стран посредством ведения переговоров, официальных бесед, участия в личных встречах с представителями иностранных государств, посольских смотрах, зарубежных стажировках русских подданных, а равно в процессе службы иностранных специалистов в России на должностях мастеровых разных дел, переводчиков, учителей, военных, лекарей и др.
Как пишет В.В. Нечаев, «уже при Иване III намечается обратившаяся впоследствии в московскую политическую традицию тактика по отношению к нужным правительству иноземцам, выражающаяся в стремлении установить для них принудительную осёдлость в московском государстве. При сыне Ивана III Василии количество иноземцев, принятых на московскую службу, значительно увеличивается» [8]. По свидетельству же С.Ф. Платонова «к исходу XV века сношения московского двора и рынка были уже завязаны, правда, ограничивались потребностями политики и торговли: ехали на службу в Москву итальянцы, греки и немцы [9]. Иностранцы могли наделяться поместьями и вотчинами за службу русскому престолу; на них, по свидетельству одного служилого немца при дворе Иоанна Грозного, также распространялись местнические порядки при распределении земельного оклада (сын бургомистра уступал сыну дворянина в знатности происхождения) [10]. В этот же период некоторые лифляндские дворяне – царские пленники – получали в Москве соответствующее их званию и способностям дипломатическое положение [9, с. 22].
Архивные документы начала XVII века содержат информацию об активном поиске иностранных специалистов для нужд российской науки и практики. Интересно письмо из-за границы к царю Борису Годунову от лицензиата прав Т. Лонциуса: «хотя по приглашению Ганса Крамера, увидевшего его в Праге, что он, Государь, хочет заводить училища и университеты, сам собирается ехать для этого в Россию, и ожидал только паспорта и денег на дорогу, но по возвращении его в Гамбург узнал он, что другой посланный от него, Государя, Реингольд Бериман искал доктора медицины, то он получит паспорт и деньги, желает привести с собой научного, молодого и практикованного доктора» [11].
Вообще, заинтересованность политической элиты в исследовании иноземных достижений, была присуща не только России этого периода. Из текста отечественных посольских документов 1600 года, отправленных из Лондона, следует длительный познавательный «маршрут» трех братьев-баронов «Цесаркой области Муравьевские земли (Моравия) князи»: Рудольфа, Сигизмунда, Фредерика. При встрече с русском послом князи говорили: «ездили по разным государствам для науки, и посмотреть в государствах обычаев; и были мы у Францовского короля, …приехали к Аглинский королеве, ехать нам к Шкотцкому (шотландскому) королю, ..к Датскому королю, к Свейскому (шведскому) королю,..а от Свейского мыслим ехати к Москве,..слышачи во многих государствах, про государево ц.величество (Бориса Федоровича Годунова) к инородцам его царское великое жалование» [12]. Отметим, что это путешествие цесарские сановники совершали «своим хотением, а не посольским обычаем», «своею вольностью по грамоте проезжей Цесарской», то есть официально не были связаны государственными предписаниями и наказами, но выразили желание, будучи на Руси «перед государем службу свою показать». Русский посол подтвердил, что к государю «едут служить из многих разных государств цари и царевичи, и королевичи и государские дети,.. а государь их жалует своим царским великим жалованием по их достоинству, и живут они в покое, в тишине, в благоденствии…». [12, с. 345]. Речь, по всей видимости, идет об особом царском расположении к ряду представителей правящих династий и их знатным посланникам, претендующим на подобные привилегии ввиду их высокого дипломатического статуса.
Однако, более чем скромная жизнь в России ждала рядовых специалистов (аптекарей, разных дел мастеровых) – подданных иностранных государств. О подобном оскудении упоминается в одной из челобитной 1602 года от немцев и англичан, желающих вернуться на родину: «…своим мастерством и рукоделием гдрю служити, и живут в Московском государстве близко году, ободрались- наги и босы, а государева жалования им опрочь корму, что давали серебряником, не дано никому ничего…и государь бы пожаловал их для иноземтсва своим царским жалованием на платье». В ответе на данное сказано, что у князя Бориса Федоровича на Руси «…аптекарей, немец мастеровых и золотых и серебрянных гораздых много», а обратившиеся «золотых мудрых дел делати не умеют». [12, с. 426]. Тем не менее, просьба была удовлетворена, иностранцы отпущены на родину, с жалованием по 10 руб. каждому человеку. Из переписки русских воевод с государем о прибытии в Россию в 1603 году английского аптекаря с семьей («и прежде он служил при царе Иване Васильевиче на Москве»), следует информация о длительном решении вопроса (с июля 1602 г. по декабрь 1603 г.) о дальнейшем перемещении иностранного специалиста.
Показателен анализ механизма передачи знаний и профессионального опыта от иностранных наемников и служащих в России их русским ученикам при первых Романовых, предпринятый в работе И.М. Кулишера, в которой автор в качестве общей причины такой интеграции указывает: «при Алексее Михайловиче сознание собственных бессилия и скудости материальных и духовных средств, по сравнению с западно-европейскими, приводят к тому, что теряют прежнее национальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и уроков у чужих людей на Западе» [13].
Рассматривая представленные ученым материалы, думается, можно выявить следующие особенности передачи иностранного опыта в этот период: непосредственное участие обучающихся в получении практических навыков в присутствии переводчика (толмача), оказание содействия от правительства в переводе на славянский язык необходимой зарубежной литературы; запрет «без письменного отпуску» смены места профессиональной деятельности иностранцев и его мастеровых; закрепление в жалованным грамотах иностранным специалистам обязательства брать русских учеников и от них «мастерства не скрывать»; казенное содержание иностранцев, дополнительные выплаты на закупку из-за рубежа необходимого для их профессии сырья, оборудования и инструментов, материальное обеспечение учеников (кормовые деньги, оборудование жилья «по – соседству» с учителем); контроль правительства за работой иностранцев (поездки иностранцев в сопровождении подьячих, сотников и стрельцов) и обучением тому или иному ремеслу (ответственность русских учеников и их родителей за пропуск рабочих дней; прием экзаменов в Посольском приказе на предмет полного усвоения полученных навыков для их применения на практике [13, с.246; 251; 254; 259].
Стимулирующий и контролирующий характер указанных мер выражал интерес правительства в появлении и развитии новых отраслей производства в России в целом, так и в формировании необходимого уровня подготовки русских специалистов, позволяющих им самостоятельно продолжить полученные от иностранных ученых и мастеров науку или ремесло, и, свою очередь, передавать знания уже своим соотечественникам- подмастерьям и помощникам, обеспечивая преемственность в профессиональных кадрах.
Активное использование зарубежного кадрового ресурса долго не имело подробного законодательного регулирования. Продолжительное пребывание иностранцев «не у дел», частые обращения к правительству с различными просьбами, длительные расстояния, суровые погодные условия во время путешествия, беспокойство о сохранности привезенного профессионального инвентаря, конфликты с русскими людьми по идеологическим мотивам не обеспечивали большинству приезжих «среднего звена» благоприятного и достойного пребывания в России. Свободное расселение иноземных специалистов привело к принятию в 20-50- ее годы XVII века ряда ограничительных мер: введение строгого контроля въезда иностранцев, возможность изъятия у неправославных служилых «немцев» поместья»; предъявление иностранным специалистом документа о своей квалификации при вступлении в российскую службу» [14].
Вместе с тем практиковались и зарубежные стажировки русских как элемент практического обучения кадров. При Борисе Московское правительство впервые прибегло к этой просветительной мере, которая потом вошла в обычай. [9, с. 40]. В дипломатических источниках содержатся сведения о «посылке» в 1602 году в Англию «для науки разных языков и грамотам» четверых молодых ребят. На содержание последних в поездке выделялись запасы продуктов, деньги на корма, а «провожатые» лица должны были «по дороге от них нигде не отставати», строго следив за перемещением за море, а вернувшись в Москву отчитаться о том государю с отпиской в Посольский приказ. [12, с. 428]. Однако В.И. Савва приводит случаи поездок московских людей за границу для изучения иностранных языков (в основном, греческого) и ранее, в середине XVI века. [15].
Политико-правовая обстановка, в которой происходило изучение зарубежного права, складывалась не без последствий влияния западно-европейского рационализма, спровоцировавший кризис в отечественной духовно-культурной сфере и обусловивший впоследствии «обновление идейной жизни Московской Руси» из-за упорной борьбы консерваторов и прогрессистов. По утверждению М.Н. Сперанского, «современность требовала мысли, знания, училась критически, сознательно относилась ко всему, не исключая св. писания, а ей рекомендовали веру в авторитет, требовали отказа от вопроса, «почему, зачем» [16]. В результате появления переводной литературы и развития практически-прикладного учебного ее характера, «в XVI-XVII веке Москве нужны уже и западные мастера, нужно знать, что делается на западе; она дорожит своей репутацией именно перед западом» [16, с. 53].
В историко-правовой науке предпринято немало специальных исследований, посвященных становлению и развитию профессионально-образовательного процесса на основе западных технологий, внедряемых в российскую административную практику дипломатами и учителями иностранного происхождения. Речь идет о школе при Андреевском монастыре (1648 г.), учрежденной по частной инициативе «проводника западного просвещения» Ф.М. Ртищева; правительственной школе – «копии юго-западных школ с кругом наук запада, а не греческой» – в Спасском монастыре, в который молодые подьячие приказа тайных дел учились у Сименона Полоцкого латыни и грамматике [16, с. 59]. По окончании курса обучения в монастыре, как пишет П.Н. Милюков, эти ученики были направлены с посольством для продолжения обучения в Курляндию и как чиновники соответствующего ведомства обязаны были наблюдать за действиями русских послов [17].
В данном контексте отметим и деятельность Киевской коллегии (Киево-Могилянской Академии), созданной 30 декабря 1631 года на основе объединения двух церковных школ, где изучали богословие, латинский, польский языки, поэтику, риторику, необходимые для интеграции студентов в мир европейской науки и культуры (с 1686 г. Киевская митрополия перешла из Речи Посполитой в юрисдикцию Московского патриарха). Киево-Могилянская коллегия сохраняла всесословный характер. В XVII в. здесь обучались известные религиозные деятели, украинская казацкая старшина, а ее выпускники занимали важные церковные и государственные должности. [18].
Как пишут исследователи, эта школа знакомила Москву с системой рационального знания, оказала ключевое влияние на смену духовных (религиозное образование) и интеллектуальных установок (постепенную переориентацию на европейские стандарты государственного управления и хозяйствования) [19].
Фактически в Москве в 80-е гг. 17 века существовали оба типа школы: латинского (при Заиконоспааском монастыре) и греческого (училище иеромонаха Тимофея при типографии). Ученики последней в дальнейшем продолжили обучение в новоучрежденной Славяно-греко-латинской академии (1685, 1687гг.), без разрешения которой иностранные ученые не могли осуществлять свою преподавательскую деятельность в России и поступать на царскую службу. К началу XVIII века образовательный процесс в академии несмотря на сопротивление московских представителей «греческого курса» перешел в руки сторонников латинской школы, так как «высшей школы с чисто греческой программой нигде не существовало и ниоткуда было ее заимствовать» [17, с 263, 266]. Некоторые выпускники академии «желая совершенного учения» могли уезжать за рубеж. Позднее в 1697 году был издан указ, согласно которому наставники Академии братья Лихуды назначались учителями итальянского языка боярских и иных чинов детей, среди которых были представители известных фамилий – князей Прозоровского, Хованского, Хилкова, Черкасского, Салтыкова, боярина Волынского, а также некоторых стольников, дьяков и купцов [20].
С другой стороны, кадровая практика в России была отражением не только мирного культурно-политического сотрудничества государств. В управленческой и образовательной сфере факторы внешней политики (ведение или урегулирование вооруженных конфликтов, подписание международных договоров), длительное время отражали заинтересованность правительственных кругов в России сохранять существующие административные порядки и собственные традиции.
В русско- польском договоре 1610 года о приглашении на московское царство Владислава одним из условий русской стороны было замещение ведущих государственных должностей (бояр, всех приказных чинов) только из российских подданных: « ..а польским и литовским ни в думу, ни в воеводы не производить; никаких расправных дел не поручать, города в наместничества им не раздавать; всякого чина, достоинства и звания россиян иметь Государю в чести, в жалование и в милости, сообразуясь с прежним обычаем; чинов в переменять; московским княжеских и боярских родов приезжими иноземцами не теснити, не унижать; отчин и жалования ни у кого не отнимать» [21]. По смыслу договора выбор судей в порубежных городах «для лучшего течения дел» разрешался из поляков и русских по согласованию с боярами, а равно лишь после совета с ними допускалось увеличение/уменьшение размера жалованья чиновникам. Эти намерения выражали стремление российского посольства взять под контроль присутствие иностранного элемента в системе центрального и местного управления для обеспечения кадровой и государственной безопасности в целом.
Таким образом, материалы внешних сношений свидетельствуют не только о политических планах договаривающихся сторон, но и о длительном и сложном процессе формирования опыта административных заимствований. В поездках за рубеж приобретались новые знания и навыки, а узко-профильная компетенция иностранных специалистов и учителей требовалась российским отраслям и подданным в связи изменением общественно-культурных потребностей, интересов и правительственных нужд, поэтому в России постепенно появлялись образованные типы управленцев и специалистов. Идейное соперничество в обучении и подготовке кадров наряду с вышеуказанными причинами привело к крайним преобразовательным мерам в начале XVIII века, склонив крен в пользу западных образцов и правовых моделей. В правление Петра I курс на «учения латинские» был усилен. Как пишет дореволюционный историк С.К. Смирнов, «в свое путешествие по Европе Петр видел одни рассадники латинского образования и потому, внося преобразования во внешнюю жизнь народа, желал и науку облечь в общепринятые формы». [20, с. 81]. Иными словами, кадровая политика властных структур России, сменив несколько направлений своего осуществления, испытывая комбинированное влияние административных порядков азиатских и европейских государств, развивалась на основе как собственно национальных традиций, так и идей зарубежной практики, вносивших разнообразие в стили самобытности и преемственности для будущих модернизаций отраслей государственного управления и обновления его персонала.
1. Синюков В.Н. Законодательство в России: проблемы социальной интеграции // Lex Russia. 2018. №10 (143). С. 25, 27.
2. Погодин М. П. Историко-критические отрывки [по русской истории] / [Соч.] М. Погодина. Кн. [1]. - Москва :тип. Августа Семена, 1846-1867. - 2 т. С.78
3. Карамзин Н.М. История государства Российского: в 12т. В 2 книгах. Книга 2 (том VII-XII) /Н.М. Карамзин. - М.: Издательство «Э», 2016. - С. 535; Книга 1 (том I-VI). /Н.М. Карамзин. - М.: Издательство «Э», 2016. - С. 651; 655.
4. Эверс И.Ф. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии [Текст] / соч. И. Ф. Г. Эверса ; пер. с нем. Иван Платонов. - Санкт-Петербург : печатано в Тип. Штаба Отдельнаго корпуса внутренней стражи, 1835. С. 210; С. 217.
5. Пащенко, В. Я. Социальная философия евразийства / В.Я. Пащенко. - М. : Альфа-М, 2003. (РГУП Чебоксар. тип. № 1). - С. 298-299.
6. Гумилев Л.Н. От Руси до Росиии: очерки этической истории. - М.: Айрис- пресс, 2013. - С. 287
7. Аннерс Э. История европейского права.[Пер. со швед.: Р. Л. Валинский и др.]; РАН. Ин-т Европы, Швед. Королев. АН. - М.: Наука, 1999. - С. 254
8. Нечаев В.В. Иноземские слободы в Москвев XVI и XVII вв.// В Кн. «Москва в её прошлом и настоящем»: Роскошно-иллюстрир. изд., посвящ. памяти историка Москвы И. Е. Забелина / Т. 4. - М.: Образование, [191-?]. - С.18
9. Платонов С.Ф. Москва и Запад. Берлин. 1926. - С. 8-9
10. Генрих Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника /; Пер. и вступ. ст. И. И. Полосина. - [Ленинград] : М. и С. Сабашниковы, 1925. - С. 137.
11. РГАДА. Ф. 23. Сношения России с Австрией и Германской империей. Оп. №1. Д. № 1. Л. 1-14.
12. Сборник императорского Русского исторического общества Т. 38: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Англией. Т. 2. (С 1581 по 1604 год) [Текст] / изд. под ред. К. Н. Бестужева-Рюмина. - С.-Петербург : Тип. В. С. Балашева, 1883. - С- С. 341-345.
13. Кулишер, И. М. История русского народного хозяйства [Текст] / И. М. Кулишер. - Москва : Мир. Т. 2. - 1925. - С.244
14. Черникова, Т.В. Процесс европеизации в России во второй половине XV - XVII вв. : автореферат дис. ... доктора исторических наук. М., 2014. - С. 37-38
15. Савва В.И. Несколько случаев изучения иностранных языков русскими людьми во второй половине XVI века / В. Савва. - Харьков : тип. "Печ. дело", 1913. -12 с.
16. Сперанский М.Н. Идейные движения в старой Москве (до конца XVII в.)/ В Кн. «Москва в её прошлом и настоящем»: Роскошно-иллюстр. изд., посвящ. памяти историка Москвы И. Е. Забелина / Принимали участие: проф. Д. Н. Анучин [и др.]. Т.4. - М.: Образование, [191-?]. - С. 55
17. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры / П. Милюков. - 3-е изд., испр. и доп. Ч. 1-. - Санкт-Петербург: ред. журн. "Мир божий", Ч. 2.: Церковь и школа : (Вера, творчество, образование). 1902. - С. 259
18. Киево-Могилянская академия: URL: https: //www.pravenc.ru/text/1684336.html (дата обращения: 24.10.2020).
19. Киево-Могилянская школа в ее влиянии на русскую религиозно-философскую мысль второй половины XVII в.: автореферат дис. ... кандидата философских наук. М, 2010. - С. 9-10
20. Смирнов, С.К. История Московской славяно-греко-латинской академии / соч. бакалавра Московской духовной акад. Сергея Смирнова. - Москва : в Тип. В. Готье, 1855. - С. 81
21. Бантыш-Каменский, Н.Н. Переписка между Россиею и Польшею по 1700 год, составленная, по дипломатическим бумагам, управлявшим Московским архивом Коллегии иностранных дел, Н.Н. Бантышем-Каменским: Ч. 1-3 / [Предисл.: О. Бодянский]. - Москва : Унив. тип., 1862.; Ч. 2. 1584-1612. - С. 104-105
