employee from 01.01.2001 until now
Kursk, Kursk, Russian Federation
VAC 12.00.10 Международное право; Европейское право
VAC 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
VAC 12.00.14 Административное право; административный процесс
UDK 34 Право. Юридические науки
GRNTI 10.09 История государства и права
GRNTI 10.07 Теория государства и права
OKSO 40.06.01 Юриспруденция
BBK 673 История права
BBK 60 Общественные науки в целом
BISAC LAW060000 Legal History
The article takes a historical and legal analysis of the formation of the experience of personnel practice of the Government of Russia in the field of recruitment of management and economy sectors by educated specialists, including foreign employees, through the prism of using foreign administrative and cultural achievements; an overview of sources (materials of diplomatic relations, official correspondence, decrees) and forms of personnel training (internships abroad, Embassy trips, learning from the Western masters and teachers) is given.
training of personne, foreign internships, foreign specialists, Embassy trips, western schools, borrowing experience
Современная отечественная система государственная управления и комплектования кадрового состава характеризуется комплексным нормативным регулированием на основе актуальных социально-политических ценностей (безопасность, дисциплина, образование, квалификация, правопорядок, антикоррупционная направленность) с учетом использования прошлого административного опыта и практики внешних заимствований. К числу последних относят влияние иностранного законодательства на новую систему российских профессий, сферу образования и повышения квалификации кадров, определения показателей отчетности, внедрения специальных требований для персонала и др. Как замечает профессор В.Н. Синюков «исторический процесс формирования права никогда не был отделен от социальных реалий страны - ее человеческих, природных, географических, национальных условий… Везде при включении в национальное право иностранного элемента должны учитываться факторы наличия в России социально самостоятельной правовой системы» [1]. Думается, не является исключением из данного суждения и сфера правового регулирования кадровой политики России, направления которой в тот или иной период отечественной государственности складывались как в силу активизации внутренних факторов (военно-стратегических, территориальных, торгово-экономических, культурно-идеологических), так и разной степени влияния зарубежных правовых норм и институтов, нередко вызывающих при их использовании общественное сопротивление.
Рассуждая о параллелях русской и западноевропейской истории, интересное мнение о природно-географических условиях как естественных препятствиях в ходе реализации процесса заимствований чужого опыта высказал Н.М. Погодин: «Система рек, текущих внутри земли, странное отделение от всех морей (Белого, Балтийского, Черного, Каспийского) мешали приходить в соприкосновении с другими народами, получать новые понятия, узнавать чужие выгоды и невыгоды, и судить о своих» [2]. По обстоятельному замечанию Н.М. Карамзина Россия в «своем гражданском образе» представляла собой «смесь древних восточных нравов, принесенных славянами в Европу и подновленных нашею долговременною связью с монголами… Россияне вышли из-под ига более с европейским, нежели азиатским характером, удобнее принимая обычаи византийские, освященные христианством…Церковная зависимость благоприятствовала просвещению: мы имели от греков всемирные летописи,.. исторические, нравственные, баснословные повести» [3]. Исследователь древнерусского права, немецкий историк-юрист Иоганн Эверс по этому поводу объясняет: «Греки как народ образованнейший необходимо должны были стремиться тому, чтобы дать больше действия системе своего права, а руссы как народ более грубый, чем ближе знакомились посредством торговых и других сношений с обычаями и уставами образованного народа, тем более должны были располагаться к принятию оных, по крайней мере, на время взаимного их с ним сообщения» [4].
Азиатские же методы управления были основаны на строгой дисциплине и четкой регламентации правил поведения. Опыт монгольского ига указывает на сильное влияние в его среде сводов законов и неукоснительное выполнение последних всеми подданными. Это достигалось строгостью и умением выбирать людей: «закон обязывает не только «меньшую братию», но и правителей [5]. Требовательность к служебной исполнительности кадрового состава, идея почитания старших были положены в основу стабильности ордынской государственности, а провозглашение смертной казни за государственную измену (предательство), трусость, самовольное оставление должности (поста) формировало у подданных безусловное подчинение военно-административному порядку. Некоторые нормы поведения московское государство заимствовало и у монголов: система строгой дисциплины, этнической терпимости и глубокой религиозности [6]; авторитарный тип власти, но все же «разбавленный» в идеологическом смысле византийскими традициями (царь=кесарь) [7].
Надо отметить, что обмен управленческим опытом, поиск новых знаний и специалистов, внедрение передовых кадровых практик – естественный результат процесса международного взаимодействия. Поэтому формы, в которых происходила адаптация иноземных кадровых технологий на российской «административной почве», возникали в результате знакомства с местными обычаями, общественно-политическим устройством, административным порядком других стран посредством ведения переговоров, официальных бесед, участия в личных встречах с представителями иностранных государств, посольских смотрах, зарубежных стажировках русских подданных, а равно в процессе службы иностранных специалистов в России на должностях мастеровых разных дел, переводчиков, учителей, военных, лекарей и др.
Как пишет В.В. Нечаев, «уже при Иване III намечается обратившаяся впоследствии в московскую политическую традицию тактика по отношению к нужным правительству иноземцам, выражающаяся в стремлении установить для них принудительную осёдлость в московском государстве. При сыне Ивана III Василии количество иноземцев, принятых на московскую службу, значительно увеличивается» [8]. По свидетельству же С.Ф. Платонова «к исходу XV века сношения московского двора и рынка были уже завязаны, правда, ограничивались потребностями политики и торговли: ехали на службу в Москву итальянцы, греки и немцы [9]. Иностранцы могли наделяться поместьями и вотчинами за службу русскому престолу; на них, по свидетельству одного служилого немца при дворе Иоанна Грозного, также распространялись местнические порядки при распределении земельного оклада (сын бургомистра уступал сыну дворянина в знатности происхождения) [10]. В этот же период некоторые лифляндские дворяне – царские пленники – получали в Москве соответствующее их званию и способностям дипломатическое положение [9, с. 22].
Архивные документы начала XVII века содержат информацию об активном поиске иностранных специалистов для нужд российской науки и практики. Интересно письмо из-за границы к царю Борису Годунову от лицензиата прав Т. Лонциуса: «хотя по приглашению Ганса Крамера, увидевшего его в Праге, что он, Государь, хочет заводить училища и университеты, сам собирается ехать для этого в Россию, и ожидал только паспорта и денег на дорогу, но по возвращении его в Гамбург узнал он, что другой посланный от него, Государя, Реингольд Бериман искал доктора медицины, то он получит паспорт и деньги, желает привести с собой научного, молодого и практикованного доктора» [11].
Вообще, заинтересованность политической элиты в исследовании иноземных достижений, была присуща не только России этого периода. Из текста отечественных посольских документов 1600 года, отправленных из Лондона, следует длительный познавательный «маршрут» трех братьев-баронов «Цесаркой области Муравьевские земли (Моравия) князи»: Рудольфа, Сигизмунда, Фредерика. При встрече с русском послом князи говорили: «ездили по разным государствам для науки, и посмотреть в государствах обычаев; и были мы у Францовского короля, …приехали к Аглинский королеве, ехать нам к Шкотцкому (шотландскому) королю, ..к Датскому королю, к Свейскому (шведскому) королю,..а от Свейского мыслим ехати к Москве,..слышачи во многих государствах, про государево ц.величество (Бориса Федоровича Годунова) к инородцам его царское великое жалование» [12]. Отметим, что это путешествие цесарские сановники совершали «своим хотением, а не посольским обычаем», «своею вольностью по грамоте проезжей Цесарской», то есть официально не были связаны государственными предписаниями и наказами, но выразили желание, будучи на Руси «перед государем службу свою показать». Русский посол подтвердил, что к государю «едут служить из многих разных государств цари и царевичи, и королевичи и государские дети,.. а государь их жалует своим царским великим жалованием по их достоинству, и живут они в покое, в тишине, в благоденствии…». [12, с. 345]. Речь, по всей видимости, идет об особом царском расположении к ряду представителей правящих династий и их знатным посланникам, претендующим на подобные привилегии ввиду их высокого дипломатического статуса.
Однако, более чем скромная жизнь в России ждала рядовых специалистов (аптекарей, разных дел мастеровых) – подданных иностранных государств. О подобном оскудении упоминается в одной из челобитной 1602 года от немцев и англичан, желающих вернуться на родину: «…своим мастерством и рукоделием гдрю служити, и живут в Московском государстве близко году, ободрались- наги и босы, а государева жалования им опрочь корму, что давали серебряником, не дано никому ничего…и государь бы пожаловал их для иноземтсва своим царским жалованием на платье». В ответе на данное сказано, что у князя Бориса Федоровича на Руси «…аптекарей, немец мастеровых и золотых и серебрянных гораздых много», а обратившиеся «золотых мудрых дел делати не умеют». [12, с. 426]. Тем не менее, просьба была удовлетворена, иностранцы отпущены на родину, с жалованием по 10 руб. каждому человеку. Из переписки русских воевод с государем о прибытии в Россию в 1603 году английского аптекаря с семьей («и прежде он служил при царе Иване Васильевиче на Москве»), следует информация о длительном решении вопроса (с июля 1602 г. по декабрь 1603 г.) о дальнейшем перемещении иностранного специалиста.
Показателен анализ механизма передачи знаний и профессионального опыта от иностранных наемников и служащих в России их русским ученикам при первых Романовых, предпринятый в работе И.М. Кулишера, в которой автор в качестве общей причины такой интеграции указывает: «при Алексее Михайловиче сознание собственных бессилия и скудости материальных и духовных средств, по сравнению с западно-европейскими, приводят к тому, что теряют прежнее национальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и уроков у чужих людей на Западе» [13].
Рассматривая представленные ученым материалы, думается, можно выявить следующие особенности передачи иностранного опыта в этот период: непосредственное участие обучающихся в получении практических навыков в присутствии переводчика (толмача), оказание содействия от правительства в переводе на славянский язык необходимой зарубежной литературы; запрет «без письменного отпуску» смены места профессиональной деятельности иностранцев и его мастеровых; закрепление в жалованным грамотах иностранным специалистам обязательства брать русских учеников и от них «мастерства не скрывать»; казенное содержание иностранцев, дополнительные выплаты на закупку из-за рубежа необходимого для их профессии сырья, оборудования и инструментов, материальное обеспечение учеников (кормовые деньги, оборудование жилья «по – соседству» с учителем); контроль правительства за работой иностранцев (поездки иностранцев в сопровождении подьячих, сотников и стрельцов) и обучением тому или иному ремеслу (ответственность русских учеников и их родителей за пропуск рабочих дней; прием экзаменов в Посольском приказе на предмет полного усвоения полученных навыков для их применения на практике [13, с.246; 251; 254; 259].
Стимулирующий и контролирующий характер указанных мер выражал интерес правительства в появлении и развитии новых отраслей производства в России в целом, так и в формировании необходимого уровня подготовки русских специалистов, позволяющих им самостоятельно продолжить полученные от иностранных ученых и мастеров науку или ремесло, и, свою очередь, передавать знания уже своим соотечественникам- подмастерьям и помощникам, обеспечивая преемственность в профессиональных кадрах.
Активное использование зарубежного кадрового ресурса долго не имело подробного законодательного регулирования. Продолжительное пребывание иностранцев «не у дел», частые обращения к правительству с различными просьбами, длительные расстояния, суровые погодные условия во время путешествия, беспокойство о сохранности привезенного профессионального инвентаря, конфликты с русскими людьми по идеологическим мотивам не обеспечивали большинству приезжих «среднего звена» благоприятного и достойного пребывания в России. Свободное расселение иноземных специалистов привело к принятию в 20-50- ее годы XVII века ряда ограничительных мер: введение строгого контроля въезда иностранцев, возможность изъятия у неправославных служилых «немцев» поместья»; предъявление иностранным специалистом документа о своей квалификации при вступлении в российскую службу» [14].
Вместе с тем практиковались и зарубежные стажировки русских как элемент практического обучения кадров. При Борисе Московское правительство впервые прибегло к этой просветительной мере, которая потом вошла в обычай. [9, с. 40]. В дипломатических источниках содержатся сведения о «посылке» в 1602 году в Англию «для науки разных языков и грамотам» четверых молодых ребят. На содержание последних в поездке выделялись запасы продуктов, деньги на корма, а «провожатые» лица должны были «по дороге от них нигде не отставати», строго следив за перемещением за море, а вернувшись в Москву отчитаться о том государю с отпиской в Посольский приказ. [12, с. 428]. Однако В.И. Савва приводит случаи поездок московских людей за границу для изучения иностранных языков (в основном, греческого) и ранее, в середине XVI века. [15].
Политико-правовая обстановка, в которой происходило изучение зарубежного права, складывалась не без последствий влияния западно-европейского рационализма, спровоцировавший кризис в отечественной духовно-культурной сфере и обусловивший впоследствии «обновление идейной жизни Московской Руси» из-за упорной борьбы консерваторов и прогрессистов. По утверждению М.Н. Сперанского, «современность требовала мысли, знания, училась критически, сознательно относилась ко всему, не исключая св. писания, а ей рекомендовали веру в авторитет, требовали отказа от вопроса, «почему, зачем» [16]. В результате появления переводной литературы и развития практически-прикладного учебного ее характера, «в XVI-XVII веке Москве нужны уже и западные мастера, нужно знать, что делается на западе; она дорожит своей репутацией именно перед западом» [16, с. 53].
В историко-правовой науке предпринято немало специальных исследований, посвященных становлению и развитию профессионально-образовательного процесса на основе западных технологий, внедряемых в российскую административную практику дипломатами и учителями иностранного происхождения. Речь идет о школе при Андреевском монастыре (1648 г.), учрежденной по частной инициативе «проводника западного просвещения» Ф.М. Ртищева; правительственной школе – «копии юго-западных школ с кругом наук запада, а не греческой» – в Спасском монастыре, в который молодые подьячие приказа тайных дел учились у Сименона Полоцкого латыни и грамматике [16, с. 59]. По окончании курса обучения в монастыре, как пишет П.Н. Милюков, эти ученики были направлены с посольством для продолжения обучения в Курляндию и как чиновники соответствующего ведомства обязаны были наблюдать за действиями русских послов [17].
В данном контексте отметим и деятельность Киевской коллегии (Киево-Могилянской Академии), созданной 30 декабря 1631 года на основе объединения двух церковных школ, где изучали богословие, латинский, польский языки, поэтику, риторику, необходимые для интеграции студентов в мир европейской науки и культуры (с 1686 г. Киевская митрополия перешла из Речи Посполитой в юрисдикцию Московского патриарха). Киево-Могилянская коллегия сохраняла всесословный характер. В XVII в. здесь обучались известные религиозные деятели, украинская казацкая старшина, а ее выпускники занимали важные церковные и государственные должности. [18].
Как пишут исследователи, эта школа знакомила Москву с системой рационального знания, оказала ключевое влияние на смену духовных (религиозное образование) и интеллектуальных установок (постепенную переориентацию на европейские стандарты государственного управления и хозяйствования) [19].
Фактически в Москве в 80-е гг. 17 века существовали оба типа школы: латинского (при Заиконоспааском монастыре) и греческого (училище иеромонаха Тимофея при типографии). Ученики последней в дальнейшем продолжили обучение в новоучрежденной Славяно-греко-латинской академии (1685, 1687гг.), без разрешения которой иностранные ученые не могли осуществлять свою преподавательскую деятельность в России и поступать на царскую службу. К началу XVIII века образовательный процесс в академии несмотря на сопротивление московских представителей «греческого курса» перешел в руки сторонников латинской школы, так как «высшей школы с чисто греческой программой нигде не существовало и ниоткуда было ее заимствовать» [17, с 263, 266]. Некоторые выпускники академии «желая совершенного учения» могли уезжать за рубеж. Позднее в 1697 году был издан указ, согласно которому наставники Академии братья Лихуды назначались учителями итальянского языка боярских и иных чинов детей, среди которых были представители известных фамилий – князей Прозоровского, Хованского, Хилкова, Черкасского, Салтыкова, боярина Волынского, а также некоторых стольников, дьяков и купцов [20].
С другой стороны, кадровая практика в России была отражением не только мирного культурно-политического сотрудничества государств. В управленческой и образовательной сфере факторы внешней политики (ведение или урегулирование вооруженных конфликтов, подписание международных договоров), длительное время отражали заинтересованность правительственных кругов в России сохранять существующие административные порядки и собственные традиции.
В русско- польском договоре 1610 года о приглашении на московское царство Владислава одним из условий русской стороны было замещение ведущих государственных должностей (бояр, всех приказных чинов) только из российских подданных: « ..а польским и литовским ни в думу, ни в воеводы не производить; никаких расправных дел не поручать, города в наместничества им не раздавать; всякого чина, достоинства и звания россиян иметь Государю в чести, в жалование и в милости, сообразуясь с прежним обычаем; чинов в переменять; московским княжеских и боярских родов приезжими иноземцами не теснити, не унижать; отчин и жалования ни у кого не отнимать» [21]. По смыслу договора выбор судей в порубежных городах «для лучшего течения дел» разрешался из поляков и русских по согласованию с боярами, а равно лишь после совета с ними допускалось увеличение/уменьшение размера жалованья чиновникам. Эти намерения выражали стремление российского посольства взять под контроль присутствие иностранного элемента в системе центрального и местного управления для обеспечения кадровой и государственной безопасности в целом.
Таким образом, материалы внешних сношений свидетельствуют не только о политических планах договаривающихся сторон, но и о длительном и сложном процессе формирования опыта административных заимствований. В поездках за рубеж приобретались новые знания и навыки, а узко-профильная компетенция иностранных специалистов и учителей требовалась российским отраслям и подданным в связи изменением общественно-культурных потребностей, интересов и правительственных нужд, поэтому в России постепенно появлялись образованные типы управленцев и специалистов. Идейное соперничество в обучении и подготовке кадров наряду с вышеуказанными причинами привело к крайним преобразовательным мерам в начале XVIII века, склонив крен в пользу западных образцов и правовых моделей. В правление Петра I курс на «учения латинские» был усилен. Как пишет дореволюционный историк С.К. Смирнов, «в свое путешествие по Европе Петр видел одни рассадники латинского образования и потому, внося преобразования во внешнюю жизнь народа, желал и науку облечь в общепринятые формы». [20, с. 81]. Иными словами, кадровая политика властных структур России, сменив несколько направлений своего осуществления, испытывая комбинированное влияние административных порядков азиатских и европейских государств, развивалась на основе как собственно национальных традиций, так и идей зарубежной практики, вносивших разнообразие в стили самобытности и преемственности для будущих модернизаций отраслей государственного управления и обновления его персонала.
1. Sinyukov V.N. Zakonodatel'stvo v Rossii: problemy sotsial'noy integratsii // Lex Russia. 2018. №10 (143). S. 25, 27.
2. Pogodin M. P. Istoriko-kriticheskiye otryvki [po russkoy istorii] / [Soch.] M. Pogodina. Kn. [1]. - Moskva :tip. Avgusta Semena, 1846-1867. - 2 t. S.78
3. Karamzin N.M. Istoriya gosudarstva Rossiyskogo: v 12t. V 2 knigakh. Kniga 2 (tom VII-XII) /N.M. Karamzin. - M.: Izdatel'stvo «E», 2016. - S. 535; Kniga 1 (tom I-VI). /N.M. Karamzin. - M.: Izdatel'stvo «E», 2016. S. 651; 655.
4. Evers I.F. Drevneysheye russkoye pravo v istoricheskom yego raskrytii [Tekst] / soch. I. F. G. Eversa ; per. s nem. Ivan Platonov. - Sankt-Peterburg: pechatano v Tip. Shtaba Otdel'nago korpusa vnutrenney strazhi, 1835. S. 210; S. 217
5. Pashchenko, V. YA. Sotsial'naya filosofiya yevraziystva / V.YA. Pashchenko. - M. : Al'fa-M, 2003. (RGUP Cheboksar. tip. N1). S. 298-299.
6. Gumilev L.N. Ot Rusi do Rosiii: ocherki eticheskoy istorii. - M.: Ayris- press, 2013. - S. 287
7. Anners E. Istoriya yevropeyskogo prava. [Per. so shved.: R. L. Valinskiy i dr.]; RAN. In-t Yevropy, Shved. Korolev. AN. - M.: Nauka, 1999. S. 254
8. Nechayev V.V. Inozemskiye slobody v Moskvev XVI i XVII vv.// V Kn. «Moskva v yeyo proshlom i nastoyashchem»: Roskoshno-illyustrir. izd., posvyashch. pamyati istorika Moskvy I. Ye. Zabelina / T. 4. - M.: Obrazovaniye, [191-?]. - S.18
9. Platonov S.F. Moskva i Zapad. Berlin. 1926. - S. 8-9
10. Genrih SHtaden. O Moskve Ivana Groznogo. Zapiski nemca oprichnika. Per. i vstup. st. I. I. Polosina. - [Leningrad]: M. i S. Sabashnikovy, 1925. S. 137
11. RGADA. F. 23. Snosheniya Rossii s Avstriej i Germanskoj imperiej. Opis'. 1. D. № 1. L. 1-14
12. Sbornik imperatorskogo Russkogo istoricheskogo obshchestva T. 38: Pamyatniki diplomaticheskih snoshenij Moskovskogo gosudarstva s Anglieyu. T. 2. (S 1581 po 1604 god) [Tekst] / izd. pod red. K. N. Bestuzheva-Ryumina. - S.-Peterburg : Tip. V. S. Balasheva, 1883. S. 341-345.
13. Kulisher, I. M. Istoriya russkogo narodnogo khozyaystva [Tekst] / I. M. Kulisher. - Moskva: Mir. T. 2. - 1925. S.244
14. Chernikova, T.V. Protsess yevropeizatsii v Rossii vo vtoroy polovine XV - XVII vv. : avtoreferat dis. ... doktora istoricheskikh nauk : Moskva, 2014. - S. 37-38
15. Savva V.I. Neskol'ko sluchayev izucheniya inostrannykh yazykov russkimi lyud'mi vo vtoroy polovine XVI veka / V. Savva. - Khar'kov : tip. "Pech. delo", 1913. -12 s.
16. Speranskiy M.N. Ideynyye dvizheniya v staroy Moskve (do kontsa XVII v.)/ V Kn. «Moskva v yeyo proshlom i nastoyashchem»: Roskoshno-illyustrirovannoye izdaniye., posvyashchennoye pamyati istorika Moskvy I. Ye. Zabelina / Prinimali uchastiye: prof. D. N. Anuchin [i dr.]. T.4. - M. : Obrazovaniye, [191-?]. S. 55
17. Milyukov P. N. Ocherki po istorii russkoy kul'tury / P. Milyukov. - 3-ye izd., ispr. i dop. CH. 1-. - Sankt-Peterburg : red. zhurn. "Mir bozhiy", CH. 2.: Tserkov' i shkola : (Vera, tvorchestvo, obrazovaniye). - 1902. - S.259
18. Kiyevo-Mogilyanskaya akademiya URL: https://www.pravenc.ru/text/1684336.html (data obrashcheniya: 24.10.2020).
19. Kiyevo-Mogilyanskaya shkola v yeye vliyanii na russkuyu religiozno-filosofskuyu mysl' vtoroy poloviny XVII v. : avtoreferat dis. ... kandidata filosofskikh nauk : Moskva, 2010. S. 9-10
20. Smirnov, S.K. Istoriya Moskovskoy slavyano-greko-latinskoy akademii / soch. bakalavra Moskovskoy dukhovnoy akad. Sergeya Smirnova. - Moskva : v Tip. V. Got'ye, 1855. S. 70
21. Bantysh-Kamenskiy, N.N. Perepiska mezhdu Rossiyeyu i Pol'sheyu po 1700 god, sostavlennaya, po diplomaticheskim bumagam, upravlyavshim Moskovskim arkhivom Kollegii inostrannykh del, N.N. Bantyshem-Kamenskim: CH. 1-3 / [Predisl.: O. Bodyanskiy]. - Moskva : Univ. tip., 1862.; CH. 2. 1584-1612. S. 104-105
