Abstract (English):
The monograph explores the power mechanisms to ensure the military security of Russia in the modern era of civilizational confrontation. The actual theoretical and practical aspects of the problem of the Russian policy of military security are revealed, the social and ontological essence and organizational structure of providing the her power mechanisms. The conceptual, doctrinal and legal grounds for ensuring Russia's military security are presented. The ways of improvement and modernization of power regulation by the sphere of military security are offered. The publication is intended for researchers and practitioners dealing with the problems of political governance and security in the military sphere.

Keywords:
national security, national defense, public administration

Введение

Военная безопасность традиционно рассматривается как важнейшая часть комплексной безопасности государства и социума.
В современную эпоху она представляет собой сложную военно-политическую и социально-правовую систему со своими специфическими содержанием и структурой. Обеспечение военной безопасности исторически является важнейшей задачей государства, о чем свидетельствует вся мировая и отечественная история. История России, как никакой другой страны в мире, наполнена ярчайшими примерами посягательств на территориальную целостность нашей Родины со стороны враждебных сил как на западе, так и на востоке. И чаще всего речь шла не только о защите территории государства, но и о самом существовании народов, живших в нашей стране.

Видимо, великий философ Гегель прав: всемирная история развивается не линейно, а по спирали. А витки исторической спирали, как известно, обнаруживают некую тенденцию к повтору. Наша Родина на рубеже веков воевала всегда — это со всей определенностью доказывает отечественная история. И сегодня в политической атмосфере все сильнее ощущается приближение новых военных столкновений. Очаги новой мировой войны уже охватили зону Средиземноморья, перманентно тлеют на Кавказе, в Иране и Сирии. Более того, практически в самом центре Европы, вблизи от «матери городов русских», ведется гражданская война, а по улицам самого Киева с попустительства недалеких политиков-однодневок маршируют солдаты НАТО. Если война примет глобальный характер с необратимыми экзистенциальными последствиями, всеобъемлющими разрушениями и жертвами, то человечеству может прийти конец.

Чтобы избежать этого, необходимо создать новую систему международной безопасности. Но такая система закономерно включает целый ряд национальных систем комплексной, в том числе и военной, безопасности. В современной России подходы к решению проблемы военной безопасности весьма разнообразны. В идеале они предполагают учет множества параметров и соблюдение специфических норм и принципов. Одновременно необходимо задействовать особый механизм, с помощью которого должна решаться данная задача. В любом современном государстве таким механизмом обеспечения военной безопасности служит особый сегмент государственного управления, обладающий соответствующим комплексом средств и методов и базирующийся на доступных властных ресурсах.

В своих предыдущих исследованиях мы предложили обозначать переживаемое человечеством историческое время эпохой противостояния цивилизаций. Ранее мы подробно объяснили актуальность данного понятия и в настоящей работе будем, по мере необходимости, дополнять и углублять наши мировоззренческие и геополитические представления и выводы применительно к теме настоящей работы. Пока же лишь подчеркнем, что в современных условиях постоянно усложняющегося и глобализирующегося мира неуклонно возрастают роль и значение институтов государственной власти в нашей стране. От эпохи управленческой анархии и олигархического беспредела, характерных для посткоммунистической России времен Ельцина, наша страна вновь вернулась к идее сильной авторитарной власти, которая особенно необходима в вопросах обеспечения военной безопасности государства. В интересах успешного решения проблем обеспечения военной безопасности сегодня чрезвычайно важно адаптировать структуру и деятельность властного механизма под постоянно изменяющуюся ситуацию как внутри страны, так и в отдаленной перспективе. Именно сильная государственная власть в современной России приобретает все большее значение в социальном бытии страны. Только сильная власть может успешно решать внешнеполитические задачи: успешная военная операция в Сирии, продемонстрировавшая силу российского оружия, отлично иллюстрирует данный тезис.

Это понимают и политические противники, и недруги России, обвиняя — порой чрезмерно — лидера нашей страны в усилении авторитарных и даже тоталитарных тенденций. Вот что пишет, например, Майкл Штюрмер в книге «Путин и взлет России»: «За годы нахождения у власти Путина вновь обострилась характерная для русских привычка создавать культ непогрешимой и мудрой личности, находящейся у руля страны, которая все может и в силах которой изменить лишь с помощью властных механизмов внутреннее и внешнеполитическое положение страны». Однако вся российская история свидетельствует о том, что сильная государственная власть являлась залогом существования страны.
И если власть в России ослабевала, то само существование государства находилось под угрозой. Опровергать это бессмысленно. Поэтому важнейшим направлением обеспечения военной безопасности как главной части комплексной безопасности страны являются целенаправленное, последовательное и научно обоснованное развитие и эффективное использование ресурсов власти.

Для успешного решения задачи по совершенствованию системы обеспечения военной безопасности Российской Федерации и адаптации ее к современным условиям необходимо прежде всего уяснить направления совершенствования властного механизма как главного инструмента обеспечения военной безопасности. Назовем эти направления: 1) укрепление и совершенствование системы государственного управления России с помощью обеспечения военной безопасности; 2) модернизация и оптимизация структуры и функций организаций, призванных непосредственно участвовать в решении этой задачи; 3) повышение возможностей оборонно-промышленного комплекса нашей страны для обеспечения вооружением, военной и специальной техникой как вооруженных сил, так и других воинских формирований; 4) уравнивание с современными мировыми стандартами условий жизни и деятельности российских военнослужащих; 5) модернизация нормативно-правовой базы, относящейся к обеспечению военной безопасности, а также к правоотношениям государства и гражданского общества в решении этого вопроса; 6) устранение недостатков в финансировании и повышении эффективности военных расходов государства. На наш взгляд, успешная реализация данных направлений позволит решить задачу по повышению эффективности деятельности общества и государства в сфере обеспечения военной безопасности в эпоху противостояния цивилизаций.

Ранее мы в своей кандидатской диссертации исследовали властные механизмы обеспечения военной безопасности России. Поэтому в основу настоящей монографии частично положены текст и результаты предыдущего исследования. Однако геополитическая ситуация в мире, а с ней внутри- и внешнеполитическое положение России, изменяется сегодня с потрясающей быстротой. Как никогда прежде, человечеству впору вспомнить шекспировские слова о «вывихнувшем суставы времени» (The time is out of joint) и принять действенные меры по исправлению ситуации, иначе воистину кафкианский абсурд современной политической и социокультурной реальности может закончиться гибелью человечества. Успешная и действенная практическая политика невозможна без науки — без комплексного приложения усилий философов, политологов, юристов, экономистов, культурологов. В этой связи новое и дополненное анализом новых реалий исследование властных структур и механизмов, напрямую занимающихся проблемами военной безопасности России, будет актуальным и своевременным.

Позволим себе еще раз отметить следующее: «В современной России властные структуры забывают и не хотят вспоминать о роли общественных наук, в том числе и политологии, да и вообще о роли теории в развитии общества. Порой создается впечатление, что корабль современной российской государственности плывет не только без философского руля и политических ветрил, но и вообще без обществоведческого компаса. А в идеале теоретические исследования политических процессов, происходящих в современную эпоху, должны служить ориентиром для практического решения возникающих проблем».

Поэтому наше новое обращение к исследованию властных механизмов обеспечения военной безопасности будет небесполезным, и продиктовано оно следующими обстоятельствами.

Во-первых, увеличиваются опасности и угрозы в отношении Российской Федерации. Действенные шаги российской власти по направлению восстановления исторической справедливости и целостности Русского мира (присоединение Крыма к России и военные действия на востоке Украины, где преобладает русскоязычное население) вызывают активную неприязнь Запада. За последние годы блок НАТО вплотную приблизился к границам нашей страны вследствие вхождения в его состав бывших советских республик, некогда являвшихся неотъемлемой частью исторической России. На состоявшемся в сентябре 2014 г. саммите НАТО в Уэльсе было принято решение о создании сил быстрого реагирования и развертывании частей в странах, граничащих с Российской Федерацией, в частности в Польше и Прибалтийских государствах. В 2015 г.
в Риге был создан Центр стратегических коммуникаций НАТО, главная цель которого состоит в идеологической борьбе с «российской пропагандой». С начала 2017 г. блок НАТО начал размещать своих военнослужащих в Польше и странах Прибалтики.

В Послании Президента России Федеральному Собранию 4 декабря 2014 г. было отмечено, что продолжается настойчивая работа по созданию глобальной системы ПРО США и это представляет собой угрозу не только безопасности России, но и всего мира. Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами заявил, что Россия надежно и гарантированно обеспечит обороноспособность страны в новых условиях. А уже в Послании Федеральному Собранию 1 декабря 2016 г. Президент отметил: «Вызывает озабоченность и то, что в мире, причем даже в самых благополучных, казалось бы, странах и устойчивых регионах, возникает все больше новых разломов и конфликтов на политической, национальной, религиозной, социальной почве. В отличие от некоторых зарубежных коллег, которые видят в России противника, мы не ищем и никогда не искали врагов. Нам нужны друзья. Но мы не допустим ущемления своих интересов, пренебрежения ими».

По сути дела, в мире начата новая «холодная война», которая в ряде географических точек мира уже трансформировалась в полноценную войну. Подчиняясь напористому давлению администрации Барака Обамы, страны Евросоюза ввели в отношении нашего государства экономические санкции, которые выразились в ограничении сотрудничества с Российской Федерацией, в том числе и по вопросам военной безопасности. Инерция американской политической системы такова, что даже вновь избранный Президент США Дональд Трамп, в своей предвыборной риторике клявшийся наладить отношения с Россией, не может ничего изменить, ибо напрямую зависит от решения Конгресса. Поэтому он вынужден лишь подписывать инициированные Конгрессом законопроекты и выражать недовольство этим в прессе и в Интернете.

Принятый почти единогласно Конгрессом и крайне неохотно подписанный Трампом 2 августа 2017 г. закон о санкциях против России, по сути, является объявлением вне закона всего российского политического руководства. Финансовой разведке США было поручено в течение 180 дней выявить все активы, принадлежащие верхушке российской элиты, и сделать эти данные достоянием широкой общественности. После этого предполагается применение действующих в США законов по борьбе с отмыванием капиталов, нажитых преступным путем. Это принципиально новый характер отношений США с российской властью. В тлеющей гибридной мировой войне наметился явный перелом. Отсюда проистекает необходимость ответных действий, которые должны, на наш взгляд, предприниматься с учетом современных концепций политологов, социальных философов и специалистов-междуна-родников.

Сопротивление Дональду Трампу, который не скрывал своих симпатий к В.В. Путину, обозначилось в американских коридорах власти с самого начала президентства Трампа. Его отношение к Путину назвали угодническим, а поведение Трампа на их первой встрече в Гамбурге, видимо, стало последней каплей для американского политического истеблишмента.

Власть Президента США в стране отнюдь не безгранична, и тень Ричарда Никсона до сих пор витает в Белом доме, а память о вынесенном ему в августе 1974 г. импичменте, видимо, не дает Трампу покоя. Конгресс США — весьма мощная и действенная политическая структура. Соединенные Штаты Америки — развитая демократия с многоуровневой системой сдержек и противовесов. Но порой политические страсти в США и ненависть определенных кругов политического истеблишмента так велики, что это мешает принимать здравые и выгодные для самих США решения. Так, Организация Североатлантического договора прекратила сотрудничество с Российской Федерацией, хотя дискомфорт от этих санкций испытывают страны НАТО, прежде всего в реализации своих целей в Афганистане.

Базисные и глобальные экономические интересы подчиняются интересам политическим — порой сиюминутным и преходящим. Европейский Союз включил в санкционный список российские оборонные концерны. Было приостановлено участие России в организации G8 («Большая восьмерка»). Не только страны англо-саксонского содружества (США, Великобритания, Канада), но и европейские государства (Франция, Германия, Нидерланды, Норвегия, Швеция и др.) приостановили военное сотрудничество с Россией. Были введены ограничения на передвижение за рубежом некоторых должностных лиц, участвующих в обеспечении военной безопасности Российской Федерации. Таким образом, явственно прослеживается очень опасная тенденция, выражающаяся в стремлении к международной изоляции нашей страны.

Во-вторых, войны эпохи противостояния цивилизаций качественным образом отличаются от войн предшествующей человеческой истории. Изменение характера и сущности войны диктуют необходимость переосмысления концептуальных оснований теории войны. Необходимо выработать новые подходы, которые учитывали бы возникновение новых военных опасностей и угроз. Как следствие, появились теории войн, которые именуют сетевыми, сетецентрическими, консциентальными, геофизическими. Совсем недавно военные политологи выделили еще одну разновидность войн — гибридную войну. Естественно, что само изменение характера войн влечет за собой и необходимость переосмысления принципов и механизмов обеспечения военной безопасности. Войны нового типа требуют безопасности соответствующего уровня.

В-третьих, продолжающееся изменение военных опасностей и угроз в эпоху противостояния цивилизаций требует радикального реформирования органов государственного управления, структура которых зачастую не соответствует задачам и вызовам сегодняшнего дня. Необходимо создать действенный механизм взаимодействия между всеми ветвями власти, призванными обеспечивать военную безопасность государства для предотвращения возможной военной агрессии. Одним из шагов в этом направлении является создание в 2014 г. Национального центра управления обороной. Механизм этой организации призван осуществлять координацию и централизованное управление силами и средствами всех государственных органов, участвующих в обеспечении обороны государства. Необходимо и дальше продолжать деятельность по реформированию властного механизма обеспечения военной безопасности, и делать это на научной основе.

В-четвертых, принятые в Российской Федерации концептуальные документы, регламентирующие деятельность в области обеспечения военной безопасности (в том числе принятая в 2014 г. Военная доктрина), содержат ряд неточностей и пробелов в трактовке современных войн, выборе объектов и субъектов войн и обеспечения военной безопасности. Явственно видна низкая степень участия представителей фундаментальной науки в составлении этого важнейшего документа.

Военная доктрина любой страны — продолжение внутренней и внешней политики. Подобные документы в западных странах составляются очень подробно, чаще всего с упоминанием конкретных деталей, и имеют большое значение. Юридически Военная доктрина не является документом прямого действия. В Военной доктрине 2014 г. (в отличие от Военной доктрины 2010 г.) учтены особенности современных войн, а также стратегии государств — членов НАТО и других военно-политических организаций в отношении России. И все же, на наш взгляд, в ней сохранены все недостатки методологического характера, присущие ее предшественнице. Используется тот же терминологический аппарат, а понимание войны по-прежнему сводится лишь к вооруженному конфликту. Это исключает из анализа стратегические проблемы обеспечения военной безопасности — ставка делается на силовые методы обеспечения военной безопасности.

С другой стороны, впервые в текст доктрины включены сугубо идеологические мотивы. Например, в числе внутренних военных опасностей в документе упоминается «деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества».

И, наконец, обеспечение военной безопасности является составной частью общей политики государства, а не только связанной с созданием и развитием военной организации и ее подготовкой к применению средств насилия для защиты государства. В Военной доктрине указывается, что к военным угрозам для страны относятся: подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств против России; комплексное применение информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций. На наш взгляд, в этой формулировке кроется опасная тенденция возможности применения вооруженных сил внутри собственной страны. Протестные действия населения рассматриваются как потенциальная военная угроза.

В целом, для создания эффективной системы обеспечения военной безопасности Российской Федерации следует проанализировать сложившийся в Российской Федерации механизм обеспечения военной безопасности. Необходимо уяснить роль федеральных и региональных властей в работе этого механизма в современную эпоху. Следует уточнить роль, функции и задачи общественных институтов. Лишь тогда, на базе конкретного фактического материала, можно выработать рекомендации как по корректировке самого властного механизма обеспечения военной безопасности России, так и механизмов взаимодействия тех институтов, которые участвуют в этом процессе.

Обратимся к небольшому экскурсу в степень исследования нашей проблематики. Некогда Збигнев Бжезинский был вынужден признать в интервью газете «Сегодня»: «Советский Союз был исторической Россией, называемой Советским Союзом». Уровень обеспечения военной безопасности в СССР соответствовал уровню, приличествующему великой державе. После распада СССР перед Российской Федерацией со всей остротой встал вопрос обеспечения собственной военной безопасности, а также безопасности сопредельных с ней регионов на всем постсоветском пространстве.

Но изменившаяся под влиянием проводимой по американским рецептам глобализации геополитическая картина мира не позволяла решать задачи обеспечения военной безопасности на базе прежних концептуальных и доктринальных положений и подходов. Россия утратила статус великой державы. Долгое время после распада СССР она руководствовалась при проведении своей внешней политики антипатриотической парадигмой бывшего Министра иностранных дел Андрея Козырева о том, что «нельзя одной рукой стучать по столу, а другой просить подаяние». Такая позиция не могла не привести как к количественным, так и к качественным негативным изменениям.

Разумеется, проблемы военной безопасности нельзя сегодня изучать без рассмотрения различных аспектов геополитики. Саму геополитику трактуют по-разному. Ниже приведем определение профессора В.А. Золотарёва, доктора исторических и доктора юридических наук: «Под геополитикой понимается система научно обоснованных и официально принятых взглядов руководства одного государства или коалиции государств на их географическое положение и роль в мировом сообществе в политическом, экономическом, военном и других отношениях, реализуемых в практической деятельности с целью удержания ведущего положения в мире или регионе и обеспечения национальных и государственных интересов».

Но различные и многочисленные определения геополитики отнюдь не затемняют главного: большинство сильных в политическом и экономическом отношении государств земного шара стремятся контролировать как можно больше жизненного пространства планеты и влиять на более слабые государства в своих интересах. И в этом аспекте проблема военной безопасности и совершенствования механизмов по ее обеспечению приобретает важнейшее значение во времена набирающего силу цивилизационного противостояния.

В философско-политологическом осмыслении концептуальных основ властных механизмов обеспечения военной безопасности существуют определенные пробелы, устранение которых требует более глубокого изучения и анализа первоисточников и их переосмысления. К таким пробелам в первую очередь следует отнести отсутствие корректно сформулированных понятий властный механизм и военная безопасность, отставание научного анализа военной безопасности от быстро меняющихся геополитических условий; несистемное изучение внутренних причин возникновения военной опасности.

Исследование существующих властных механизмов обеспечения военной безопасности Российской Федерации и обоснование способов повышения их эффективности являются главной целью данной книги. Эта цель реализуется в решении определенных
задач, среди которых важнейшими являются: 1) определение понятия военная безопасность с позиции авторской концепции противостояния цивилизаций в современную эпоху; 2) определение понятия властный механизм обеспечения военной безопасности государства исходя из современных политических и социокультурных реалий; 3) исследование сущности и структуры властных механизмов обеспечения военной безопасности Российской Федерации во времена цивилизационного противостояния; 4) изучение влияния институтов власти и институтов гражданского общества на эффективность работы властных механизмов обеспечения военной безопасности Российской Федерации; 5) выработка предложений по возможной реорганизации властного механизма обеспечения военной безопасности Российской Федерации для повышения его эффективности.

Обратимся теперь к методологии и методам нашего исследования. Любой научный метод — путь к достижению поставленной исследовательской цели. Таким образом, теоретико-методоло-
гическое исследование в политологии должно служить основой и интеллектуальной базой для решения реальных проблем конкретной политики. Недаром великий математик П.Л. Чебышев отмечал, что теория без практики мертва и бесплодна, а практика без теории бесполезна и пагубна.

Любое теоретико-методологическое исследование в политологии призвано осветить пути изучения конкретного явления политической реальности и основные политические технологии, используемые для конструирования этой реальности. Эмпирия, т.е. опытные и конкретные данные в политологии, есть непосредственно наблюдаемые и анализируемые факты политической реальности. Именно эту быстро меняющуюся реальность призвана объяснить теория: найти общее в многообразном особенном и указать на возможные пути решения проблем социокультурной реальности. Разумеется, в данном исследовании применены как общенаучные методы исследования (анализ, синтез, индукция, дедукция), так и историко-логический и историко-сравнительный методы в совокупности с конкретно-политологической методологией (ситуационный анализ, ивент-анализ, метод экспертной оценки). Мы стремились исходить из диалектического понимания современного социального бытия, рассматривая политику как форму общественного сознания, непосредственным образом влияющую на экономику, науку, культуру общества. И ведущую роль политики в деле обеспечения безопасности страны, когда на первый план вновь выходит традиционный русский патриотизм в форме национальной идеи нашего государства, трудно переоценить.

Авторская концепция исследования обусловлена, во-первых, недостаточной разработанностью научно-теоретических положений, касающихся властных механизмов обеспечения военной безопасности в современных условиях, и, во-вторых, их объективной необходимостью для повышения эффективности системы обеспечения безопасности в сложнейших условиях современности. Одним из путей разрешения указанного противоречия является разработка новой парадигмы механизма обеспечения военной безопасности, которая учитывала бы современные реалии. Она может быть реализована в виде комплекса мероприятий по реорганизации структуры властного механизма обеспечения военной безопасности, в приведении его в соответствие с современными реалиями, а также в разработке новых и существенной корректировке действующих нормативных правовых актов Российской Федерации, включая документы концептуально-доктринального уровня.

Сама актуальность выбранной темы исследования для всех истинных патриотов России, кому небезразлична судьба страны, позволяет нам надеяться на заинтересованность, которую может вызвать эта монография. Настоящая работа носит дискуссионный характер, поэтому все замечания и предложения, которые будут высказаны по поводу этой книги, мы примем с большой благодарностью. Отзывы о книге просьба направлять по электронной почте: andrei.a.kovalev@mail.ru.

Глава 1. Военная безопасность
в эпоху противостояния цивилизаций

1.1. Цивилизационное противостояние в XXI в.
и новые вызовы для военной безопасности

Военная безопасность — устоявшееся понятие, которое во всех европейских языках возникло с момента зарождения государственности и самой цивилизации. Вопросы обеспечения военной безопасности государства находили свое отражение еще в работах древних мыслителей. О «κρατικής ασφάλειας» (государственной безопасности) рассуждали как первые представители любомудрия Фалес и Гераклит, так и столпы «высокой классики» Сократ, Платон и Аристотель.

Так, Платон отмечал в диалоге «Федон», что война разгорается из-за жажды телесных удовольствий и требуемых для реализации этой цели богатств. Как известно, к справедливым войнам Платон относил войны оборонительные или же направленные на восстановление справедливости. Он полагал, что ничто не должно отвлекать воинов от обеспечения военной безопасности. Основная цель воинов — сохранение мощи и целостности государства. Сущность безопасности, по его мнению, — это предотвращение вреда.

Аристотель в своих работах размышлял о том, что для защиты государства и его граждан необходимы специальные социальные институты, предназначенные для обеспечения мира. Стагирит видел справедливость войны в защите от врагов и в установлении наилучшего правления над варварскими народами. Как Платон, так и Аристотель различают строгие нормы войны в отношении соседей-греков и более слабые в отношении варваров. А в отношении последних возможно многое. Как видим, политика двойных стандартов имеет очень давнюю историю в социокультурной и политической практике человечества.

Проблема военной безопасности зачастую решалась в зависимости от господствовавшей в ту или иную эпоху формы идеологии, зависевшей от определенных этических воззрений. Различное понимание добра и зла, блага и вреда не могло не сказаться на трактовках проблем войны и мира — порой диаметрально противоположных у различных мыслителей. Онтология военной безопасности, т.е. сама ее бытийная суть, теснейшим образом была связана с этикой и аксиологией. Ценность самой безопасности имела человеческое, социальное и культурное значение, а безопасность рассматривалась как явление действительности, как нечто сущее.

Греки и римляне часто вели войны, а Римская республика создала не только мощное законодательство, но и крепчайшую, уникальную для своего времени систему военной безопасности, позволившую возникнуть великой империи, которая охватывала все побережье Средиземного моря, земли в Африке, Европе и Азии. Но круг истории замкнулся, и пресыщенность римской цивилизации привела к ее падению под ударами молодых варваров — предков современных европейских народов.

Гай Юлий Цезарь считал, что безопасность должна обеспечиваться вооруженной силой, хотя уже Геродот в своей «Истории» сообщает об античных формах информационной войны и своеобразных «идеологических диверсиях». В пятой книге великого труда рассказывается, как Аристагор Милетский искусным психологическим воздействием уговаривает персидского сатрапа склонить царя к захвату Наксоса, Пароса, Андроса и других Кикладских островов, а также города Евбеи.

Информационные войны — очень старое явление в военной и социокультурной истории человечества, ибо аналоги мировоззренческих и идеологических схваток можно найти еще в преданиях Ветхого Завета. Там же можно найти разнообразные идеологические предписания: о том, что необходимо учиться войне (Суд. 3:2), как выходить на войну (Числ. 10:9), что нужно предпринимать после окончания войны (Числ. 3:19; Втор. 31:19).

Изменение самой сущности войны приводит к изменению понимания военной безопасности. Совершенствование способов истребления себе подобных толкало людей на изучение разнообразных подходов к проблеме безопасности, в том числе и военной.

Длительные и суровые военные действия служили для любой цивилизации проверкой на прочность. Великая европейская цивилизация возникла в Греции, структурно и законодательно окрепла в Римской республике и впоследствии в Империи, а окончательно сформировалась в Европе. Новая и свежая кровь европейских народов влилась в жилы греко-римской цивилизации. Европейская цивилизация триумфально пошла по миру. Не погруженные в наркотический сон индусы с их верой в нирвану, а деятельные европейцы создали паровой котел, открыли Америку и создали «Илиаду», «Божественную комедию» и «Фауста».

Весь современный мир — продукт пассионарности европейской цивилизации, если использовать терминологию великого мыслителя Л.Н. Гумилева. Бывшие варвары распространяли свои ценности не только мирным путем, но преимущественно огнем и мечом. Благие цели достигались порой весьма спорными средствами, среди которых главенствующее место занимала война. Особо подчеркнем, что христианская западная цивилизация была создана сильными телом и духом, воинственными, гетеросексуальными и абсолютно неполиткорректными людьми, убежденными в превосходстве своего этноса, религии и культуры. Вообще, отстаивание своего превосходства несовместимо с толерантностью. С другой стороны, все негативные тенденции и кризисные явления современной эпохи (экологический кризис, аннигиляция нравственности, военные конфликты) также по большей части являются результатом развития западноевропейской цивилизации.

Сама война может быть понята как превышение меры здоровой агрессивности и неуживчивости, которая жизненно необходима для возникновения любой цивилизации. Желание доказать свою правоту, в том числе и военной силой, коренится в природе западного человека. В этом — диалектическая связь силы и слабости западной цивилизации, где ценность часто оборачивается антиценностью, а добро — злом.

Уже в Новое время Эразм Роттердамский был убежден, что обеспечение безопасности возможно не только военными средствами. Несколько ранее Уильям Оккам сказал Людвигу Баварскому, у которого с 1328 г. скрывался в Мюнхене от преследований Папы Римского: «Защищай меня мечом, а я буду защищать тебя пером». По сути, вся христианская цивилизация базируется на признании важности Слова, понимаемого как Дух, Логос, могущий убивать и воскресать: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоанн 1:1). Искусно сказанное и вовремя употребленное слово могло не только вызвать войну, но и предотвратить кровопролитие.

Эти мысли трансформировались в воззрения выдающихся политологов современности. Политология — довольно молодая наука, выросшая в своей теоретической области из философии политики, являющейся важнейшим разделом социально-философского знания. Многие сугубо практические методы политология заимствовала из социологии. Такие исследователи, как Ю.В. Громыко, В.К. Потехин, В.И. Слипченко, подчеркивают, что применение вооруженного насилия отнюдь не всегда является определяющим признаком военного столкновения между государствами. Если придерживаться такой точки зрения, то Третья мировая война уже идет полным ходом. Ведь и в 30-е гг. ХХ в. военные действия велись в разных регионах земного шара до того, как разразился мировой военный пожар, а накал идеологической борьбы был обжигающе горяч.

Даже после нападения Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. никто из политиков того времени не говорил о том, что началась Вторая мировая война. Даже само слово «война» ими не употреблялось. Немецкая официальная пресса писала о военных действиях в Польше как о «борьбе за мир в Европе», советские пропагандисты после 17 сентября 1939 г. именовали раздел и уничтожение Польши «защитой братских народов» — правда, без уточнения, от кого эти народы защищаемы. Итальянская пресса трактовала вторжение Гитлера в Польшу как «выполнение миротворческой миссии».

Сегодня часто вспоминают о различных трактовках стратегии непрямых действий сэра Б. Лиделл Гардта, бывшего современником двух мировых войн и самых разнообразных кризисов, в том числе и Карибского. Традиционное понимание войны устарело и не отвечает в полной мере среде безопасности в XXI в. Мысли Лиделл Гардта о том, что для достижения победы нужно любой ценой вывести противника из равновесия, активно используются для стратегии современной информационной войны. А создание действенной стратегии такой войны невозможно без мощной политико-философской базы.

Ныне уже нет идеологического противостояния двух общественно-политических систем, но налицо противостояние цивилизаций. Крепнущий Русский мир вызывает противодействие Запада. Идеологические схватки превращаются в борьбу геополитических концепций. Главное, чтобы при этом не страдала истина, ибо она вновь — и уже давно — в ряде научных исследований, как на Западе, так и — увы — в нашем Отечестве, в некоторых секторах общественно-политического знания запрещена. Господствует идеология в самых разнообразных формах и модификациях. И если истина противоречит идеологии, то эта истина объявляется преступной. Отсюда так важно не повторить ошибок советского времени. Лишенные теоретических знаний и недобросовестные политики в 70–80-е гг. привели советскую державу к духовному вакууму и экономическому краху. И важно не опуститься до уровня западных «прогрессивных» политологов, для многих из которых основным методом научной дискуссии является стройная и продуманная система оскорблений оппонентов, и ничего больше.

Томас Гоббс акцентировал внимание на том, что у «верховной власти есть право объявления войны и заключения мира». Этот мыслитель много рассуждал о войнах, причины которых коренятся в человеческой природе, склонной к агрессии. В своем «Левиафане» Гоббс опровергал старую истину Аристотеля о том, что человек является по природе своей общественным существом. Но безопасности можно достичь лишь при отказе от состояния «войны всех против всех», от «права всех на все». Люди заключают общественный договор, суть которого заключается во взаимных обязательствах между подчиняющим и подчиняющимися. Именно государство — главный гарант всеобщей безопасности. Оно призвано соблюдать нерушимость общественного договора, который, по словам Гоббса, «без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность». Ныне эти мысли кажутся трюизмом, но в эпоху зарождения капитализма и создания новых общественно-политических концепций идеи Гоббса были струей чистой воды в замутненном болоте средневековых предрассудков.

Собственно, именно Томас Гоббс и Джон Локк являются творцами теории безопасности, которая стала утверждаться в Новое время и оказала значительное влияние на идеологию и практику европейских государств, в том числе созданных на основе философских и правовых идей Локка Соединенных Штатов Америки. Именно доводы произведения Локка «Два трактата о государственном правлении» американские колонисты использовали в своей борьбе против королевской власти во время американской революции, а впоследствии применили базисные интенции его книги для создания Конституции США.

Война в современную эпоху непосредственно связана с политикой и имеет политическое содержание. Так было всегда, но именно с возникновением капитализма в Европе политические интересы стали довлеть над прочими и определять состояние войны и мира. Разумеется, в современную эпоху цели войн не всегда являются политическими в традиционном смысле, ибо меняются сами представления о должном и сущем в политике. Эти цели не всегда эксплицитно связаны с идеологическим и геополитическим выражением национальных интересов, но имплицитно отражают эти интересы. Геополитика теснейшим — зачастую неявным — образом связана с целым комплексом этнических и религиозных аспектов целей и достижением территориальной или языковой идентичности. Разумеется, само право применять вооруженное насилие при ведении войн в нашу эпоху принадлежит не только заинтересованным государствам, но и союзам государств, и транснациональным корпорациям.

К началу XIX столетия, в бурную эпоху наполеоновских войн, определились основные контуры теории войны и военной безопасности. Здесь нельзя не вспомнить о классической книге Карла фон Клаузевица «О войне», созданной в 1832–1837 гг. и призванной осмыслить великую наполеоновскую эру, порожденную кровавой Французской революцией. По Клаузевицу, война является рационально организованным инструментом национальной политики. Здесь Клаузевиц идет в русле основных концепций немецкой классической философии, согласно которым разум довлеет над природой и рационально можно постичь все загадки мироздания. Клаузевиц вполне логично и рационально связал войну и политику. «…Война есть не что иное, как продолжение политических отношений с привнесением иных средств».

Клаузевиц подчеркивал, что войны не возникают внезапно, они долго и тщательно подготавливаются национальными правительствами, проводящими определенную политику. Война, являясь частью единой системы, лишь продолжает в иной форме предшествующую политику государства. Политика порождает войну, а не наоборот. И если правительство начало войну, то оно лишь рационально продолжает ту политику, которую проводило до начала военных действий. Политика эта призвана удовлетворить собственные эгоистические интересы, и если она не дает желаемых результатов, то государственная власть переходит к другой форме политики — войне, главной целью которой является сокрушение вражеской политики военными средствами. Отсюда «война есть акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю».

В своих предшествующих работах мы рассматривали некоторые аспекты проблемы военной безопасности в условиях силового противостояния цивилизаций в логико-историческом аспекте. Еще раз отметим, что отечественные мыслители часто обращались к проблемам войны и военной безопасности, ибо война была перманентным явлением русской истории. Гигантская территория нашей Родины с богатейшими людскими и природными ресурсами издревле манила к себе захватчиков.

Выдающийся историк М.Н. Покровский совершенно справедливо отмечал, что история — это политика, опрокинутая в прошлое. Многие тенденции и явления современной политической реальности берут свое начало в далеком прошлом. Война была неотъемлемой частью экзистенции. Поэтому вспомним некоторые факты из истории нашей страны, показывающие извечную актуальность проблемы сохранения и укрепления военной безопасности для России.

Например, печенеги пришли на Русь в 915 г. Этот тюркский народ, кочевавший в VIII–IX вв. между низовьями рек Волга и Урал, часто разорял богатые русские земли. После их разгрома в 1036 г. Ярославом Мудрым печенеги в XII в. частично слились с половцами, а в XIII столетии — с монголо-татарскими племенами.

С половцами русские дружины боролись с 1103 по 1111 г., а наступательная оборона южных границ существенно ослабила силу половецких полчищ. В 70–80-е гг. XII в. последовал новый натиск половцев на Южную Русь, но дикие и жестокие азиаты были отброшены совместными силами пограничных княжеств и «черных клобуков» — предков некоторых современных кавказских народов. Помимо перманентной опасности с Востока русским землям приходилось учитывать угрозы с Запада. Уже в 1209 г. немецкие рыцари захватили уделы полоцких князей в нижнем течении Западной Двины. Поэтому в 1212 г. новгородский князь Мстислав Удалой организовал поход против Ордена меченосцев.

Интересно, что предки современных прибалтийских народов, жгуче ненавидящих Россию и считающих нашу Родину своим главным врагом, в 1216 г. слезно обратились к полоцкому князю Владимиру за помощью в борьбе против Ордена меченосцев. Владимир успел собрать войско, но поход не состоялся из-за смерти князя.

Отметим, что проблема враждебности прибалтийских народов к народу русскому стояла в истории всегда, и она в той или иной степени влияла на военную безопасность нашей страны. Н.М. Карамзин так пишет о событиях 1221–1222 гг.: «Латыши, послушные немцам, беспрестанно злодействовали в окрестностях Пскова и не могли насытиться кровию людей безоружных; оставив дома и работы сельские, жили в наших лесах, грабили, убивали путешественников, земледельцев, уводили женщин, лошадей и скот». Ныне прибалты оскверняют памятники павшим советским воинам и преследуют оставшихся в живых советских ветеранов войны, боровшихся против SS-Waffen и «лесных братьев». Память нацистских нелюдей всячески превозносится в Прибалтике, хотя Schutzstaffeln были признаны на Нюрнбергском процессе преступной организацией. Воистину, все повторяется, и ничто не ново под луной.

В 1223 г. русские дружины пришли на помощь Волжской Булгарии, на которую напали татары. 31 мая произошло первое крупное столкновение с монголами на реке Калке, и эта битва закончилась поражением русских и половецких дружин. А в 1237–1238 гг. хан Батый пошел на Северо-Восточную Русь, Киев же пал в 1240 г. Поэтому традиционно период монгольского ига хронологически оценивают с 1240 по 1480 г.

Одновременно русским княжествам пришлось бороться с захватчиками, приходящими с Запада. Новгородский князь Александр Ярославич разбил шведов на реке Неве 15 июля 1240 г., а
5 апреля 1242 г. произошло Ледовое побоище, в результате которого наступление рыцарей на Русскую землю было остановлено.

Фактически на протяжении всей своей государственной истории России пришлось отражать удары завоевателей, мечтавших захватить ее богатые и обширные просторы. В начале XVII столетия Россия оказалась под угрозой потери государственности, которая была восстановлена не усилиями верховной власти, а инициативой снизу — народным ополчением, созванным в Нижнем Новгороде под руководством князя Дмитрия Пожарского и гражданина Кузьмы Минина.

Именно вечная необходимость отражать удары многочисленных внешних врагов нашла свое отражение в самой этимологии русского слова безопасность. Безопасность — состояние свободы от любой возможной опасности. Ведь свободу можно понимать как в положительном («свобода для»), так и в отрицательном («свобода от») аспектах. Безопасность как состояние свободы для мирного и творческого труда всегда была идеалом для подлинно русских людей.

Отечественные мыслители всячески подчеркивали вынужденный характер тех войн, которые Россия была принуждена вести лишь для защиты своих территорий или восстановления исторической справедливости, а не вследствие агрессивных намерений. Великий энциклопедист М.В. Ломоносов утверждал, что армия и флот необходимы для защиты Отечества, а не для войн с другими народами. Декабрист П.И. Пестель видел в необходимости привлечь к обеспечению военной безопасности государства не только армию, но и участие в этом процессе гражданского общества. Пестель был боевым офицером Отечественной войны 1812 г. и видел в разгроме французов огромную роль народного ополчения — «дубины народной войны», по словам Л.Н. Толстого.

До 90-х гг. XX в. отечественная социально-политическая мысль вполне логично ассоциировала военную безопасность с понятием защиты социалистического государства и укреплением его обороноспособности. Огромную роль играл в этом социалистический патриотизм. В ельцинские годы над патриотизмом посмеивались разные общественно-политические деятели — от Александра Яковлева и Валерии Новодворской до Бориса Немцова и Николая Сванидзе. Эти обанкротившиеся деятели, люто ненавидевшие Россию, особенно любили вспоминать афоризм поэта Самуэля Джонсона: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя» (Patriotism is the last refuge of a scoundrel).

С начала 2000-х гг. резкие комментарии и смешки по поводу патриотизма, патриотов и необходимости укреплять безопасность страны стали затихать, но окончательно утихли лишь в феврале 2016 г., когда В.В. Путин объявил патриотизм национальной идеей России. В Послании Федеральному Собранию 1 декабря 2016 г. Президент подчеркнул: «Граждане объединились вокруг патриотических ценностей не потому, что всем довольны, что все их устраивает. Трудностей и проблем сейчас хватает. Но есть понимание их причин, а главное — уверенность, что вместе мы их обязательно преодолеем».

В 1994 г., в разгар ельцинского безвременья, лауреат Нобелевской премии мира и бывший Государственный секретарь США Генри Киссинджер изрек: «Любой, кто хоть сколько-нибудь обстоятельно изучал историю России, знает, что именно русский национализм всегда обеспечивал целостность страны и ее способность справляться с многочисленными врагами и бедами». На наш взгляд, этот экс-политик верно уловил основную философскую составляющую национальной идеи нашей страны, которой она была верна во всех государственно-политических формах на протяжении своей истории (Киевская Русь, Московское царство, Российская империя, Советский Союз). Киссинджер считается не только выдающимся американским интеллектуалом, но также инициатором и главным проводником политики разрядки в отношениях США и Советского Союза. Он тщательно изучал русскую историю и литературу, поэтому резюмировал свои наблюдения пророчески: «А ныне русские потеряли созданную ими огромную империю. Можно ли рассчитывать на какую-то иную реакцию на это унижение, нежели взрыв национализма?»

И пусть иностранцы именуют русский патриотизм национализмом! Из-за этого вовсе не стоит отрекаться от самих себя и великой истории своего государства лишь потому, что кому-то хочется называть наше Отечество последней империей в мире, а русский патриотизм именовать национализмом.

Из вышеизложенного очевидно, что само понимание термина военная безопасность в разных исторических эпохах у различных мыслителей варьировалось. Различается оно и у современных мыслителей — политологов, философов, юристов. Одни определяют военную безопасность «как состояние жизнедеятельности социума, его структур и институтов, гарантирующее их качественную определенность в параметрах надежности существования и устойчивости развития посредством исключения военного насилия».

Другие исследователи понимают военную безопасность как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних военных угроз, при котором вероятность развязывания боевых действий как извне, так и изнутри сводится к минимуму. Военная безопасность при таком подходе реализуется путем выполнения комплекса мер, в который входит прежде всего исполнение гражданином конституционного долга: подготовка к несению воинской службы, поступление на военную службу по призыву и добровольно, овладение воинскими специальностями, поддержание военных навыков путем участия в сборах».

Известнейший исследователь данной проблемы профессор
В.А. Золотарев в труде «Военная безопасность Государства Российского» определяет военную безопасность как «поддержание оборонного потенциала Российской Федерации на уровне, достаточном для обеспечения безопасности страны в случае возникновения кризисных ситуаций в непосредственной близости от границ России, обеспечения эффективной обороны, а также, при необходимости, для участия в коллективных международных акциях по сдерживанию потенциальной агрессии в отношении других государств».

Доктор технических наук О.К. Рогозин рассматривает военную безопасность как «важнейший элемент международной безопасности и безопасности государства, определяемый готовностью и способностью государства надежно обеспечивать свою независимость и суверенитет, защищать национальные интересы, отстаивать жизненно важные политические и экономические интересы, противостоять военной агрессии и любым другим формам давления с помощью военной силы, противостоять попыткам развязывания гражданской войны, пресекать ее в случае развязывания».

Известный теоретик в сфере обеспечения военной безопасности профессор М.Ф. Гацко в книге «Правовое обеспечение военной безопасности России» характеризует военную безопасность как «важную составную часть системы национальной безопасности, представляющую собой состояние достаточной защищенности жизненно важных интересов государства, общества и личности в оборонной сфере от внешних, внутренних и трансграничных угроз».

Довольно часто военная безопасность рассматривается в качестве синонима к категории оборонная безопасность. Мы полагаем, что это не вполне корректно. Если определить оборонную безопасность как деятельность государства по защите от внешних угроз исключительно военными средствами, то содержание термина военная безопасность более объемно. Военная безопасность включает в себя также комплекс мер, охватывающих политические, экономические, военные и правовые меры по защите государства как от внутренних, так и от внешних угроз. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что оборонная безопасность является составным элементом военной безопасности государства.

Проблемы военной безопасности уже более полувека рассматриваются как важнейшая часть теории международных отношений. В современной теории международных отношений военная безопасность, как правило, отождествляется с международной безопасностью. В западной политической науке сложились несколько точек зрения на ее сущность. Так, представители школы реалистов представляли военную безопасность в качестве неизменной величины. Согласно их теории, увеличение военной безопасности одного государства приводит к уменьшению способности других государств к отражению потенциальной агрессии, т.е. к снижению уровня их военной безопасности. Здесь есть свое рациональное зерно, но тем не менее перенос физических закономерностей на обществоведческую плоскость не всегда оправдан.

Сторонники оборонительного реализма в своих работах высказывают мысль о том, что создание оборонного превосходства,
а также коалиция против государств, представляющих угрозу, смогут обеспечить военную безопасность. Вся история международных отношений подтверждает этот тезис, но реализация таких тенденций может привести к эскалации насилия и гонке вооружений, что не раз случалось в ушедшем ХХ столетии.

Теоретики наступательного реализма утверждают, что военная безопасность государства может быть обеспечена за счет гонки вооружений с другими странами, и в случае военной кампании расходы на оборону будут покрыты выгодами от ее результата. Не приходится особенно доказывать опасность такого рода теорий и пагубность их практической реализации. «Холодная война» и современная геополитическая ситуация, могущая привести к атомной катастрофе, делают это наилучшим образом.

Согласно идеям неореализма, военная безопасность основывается на экономическом, политическом и военном потенциале государства, а также на ресурсах его влияния в процессе выработки решений по наиболее актуальным международным вопросам. Разумеется, слабое во всех отношениях государство имеет все шансы быть уничтоженным, ибо в мире, несмотря на все красивые слова о толерантности, уважают лишь силу.

Сторонники либерализма исходят из того, что военная безопасность должна быть рассмотрена как комплексное политико-правовое явление, представляющее собой набор юридических и политических мер по отказу от применения силы, мирному разрешению споров, осуждению агрессии, признание суверенитета, равноправия государств. Но с агрессором бесполезно говорить языком либерализма и политкорректности — он понимает лишь язык силы.

Представители неолиберализма полагают, что военная безопасность государства должна строиться на координации действий наднациональных институтов и снижении права применения оружия в обществе. Все это было бы прекрасно, если бы в самой природе человека как биосоциального существа не лежала бы агрессивность. Последняя создала цивилизацию, но может и погубить ее. Видимо, выход — в применении старого принципа «золотой середины» Аристотеля.

Авторы теории демократического мира считают, что военная безопасность может быть обеспечена за счет унификации политических режимов государств по демократическому образцу. Так, согласно их теории, демократические государства более склонны к компромиссу, нежели недемократические. Но при этом теоретики забывают, что если демократию насаждать силой, то это уже не демократия, особенно в тех регионах земного шара (страны Африки и Азии), где социокультурная история исключала саму возможность появления той реальности, которая в Европе именуется народовластием.

Неомарксисты утверждают, что главная угроза военной безопасности государства — не интересы отдельных государств, а увеличивающийся экономический разрыв между экономически развитыми и развивающимися государствами. В этих утверждениях много справедливого, а цикличность экономических кризисов и тенденция их перерастания в глобальные социально-экономические катаклизмы еще раз доказывают непреходящую актуальность и правоту многих идей К. Маркса.

Представленный обзор научных теорий военной безопасности и подходов к трактовке понятия «военная безопасность» наглядно демонстрирует тот факт, что отечественная и зарубежная научная литература содержит большое количество сильно различающихся концептуальных подходов как к трактовке сущности феномена военной безопасности, так и к определению понятия «военная безопасность». Подобная полисемия в определениях с фатальной неизбежностью приводит к наличию множества подходов и к обеспечению военной безопасности. Множественность же подходов, в свою очередь, не гарантирует их истинности и, следовательно, их эффективности.

С другой стороны, такая ситуация типична для гуманитарных и общественных наук, где велика степень субъективности и важен авторский подход к рассмотрению постоянно изменяющейся социально-политической реальности. Но еще раз отметим, что это обстоятельство не отменит важнейшее требование к научной теории и доктринальным определениям в политологии — необходимость поиска общего в особенном, выделения важнейшего элемента в структуре изучаемого явления. А именно — отсутствием такового важнейшего элемента грешат многие доктринальные определения.

С онтологической точки зрения, военная безопасность нашей страны не сводима к числу составляющих структурных элементов, образуя внутреннее и внешнее единство. Онтология теснейшим образом связана с праксиологией, а этика — с аксиологией, которая, в свою очередь, базируется на сущностной основе. Логика исторического процесса высвечивает экзистенциальную и онтологическую проблематику.

Понятно, что для разработки действенных и эффективных методов обеспечения военной безопасности необходимы в первую очередь научно обоснованное раскрытие сущности самого феномена и формирование на этой базе его методологически верного определения. Выработка такого определения возможна, например, через раскрытие сути понятий, являющихся для него базовыми. Другими словами, можно попытаться сформулировать однозначное и выверенное определение понятия военная безопасность посредством раскрытия сути и определения понятий война и безопасность, на базе которых оно построено.

Согласимся с мнением доктора политических наук, генерал-лейтенанта М.М. Кучерявого, что «в современном мире характеристика безопасности приобрела принципиально новые черты. Процесс мирового развития сопровождается возникновением и обострением политических, экономических, экологических, энергетических и других проблем, получивших глобальный масштаб распространения. Так, возрастание взаимозависимости государств и регионов мира, создание мировых рынков и региональных общих экономических пространств, появление оружия массового уничтожения, способного уничтожить все живое на планете, и другие подобные явления выдвинули на первый план проблему обеспечения безопасности в масштабах всего мирового сообщества.

Различные аспекты безопасности — экономические, политические, психологические и т.д. — исследуются уже в течение столетий. Однако к середине XX в. явственно высветилась необходимость обобщения множества эмпирических данных и отдельных теоретических положений. Необходимы синтез знаний о самом феномене безопасности, создание системной концепции обеспечения безопасности. Многие ученые и в нашей стране, и за рубежом приступили к активному исследованию проблем, связанных с обеспечением безопасности. Однако существенные различия в подходах к трактовке социальных процессов, к объяснению их логики также явились причиной возникновения большого количества концепций, иногда взаимодополняющих, а зачастую противоречащих друг другу. Рассмотрим некоторые из этих подходов.

Немалым количеством авторов безопасность определяется как отсутствие опасности. Данный подход основан на этимологическом объяснении слова «безопасность» («без — опасность»). Так, в Толковом словаре В. Даля безопасность трактуется как «отсутствие опасности; сохранность, надежность», а в словаре С. Ожегова — как «состояние, при котором не угрожает опасность». Многие современные российские исследователи согласны с такой трактовкой. Они тоже определяют безопасность как «ситуацию, при которой отсутствует угроза кому-либо со стороны кого-нибудь»; «состояние, в котором отсутствуют факторы опасности, способные причинить ущерб личности, обществу или государству».

Другие исследователи понимают безопасность как «систему, в которой постоянно взаимодействуют интересы личности, общества, государства и отсутствуют угрозы этим интересам со стороны как внутренних, так и внешних сил». Сходной позиции придерживаются и некоторые зарубежные авторы. Так, например, Франк Голденмунд определяет безопасность как «состояние, при котором отсутствует опасность и ничего не должно произойти», а видный американский политолог Арнольд Уолферс считает, что «безопасность» следует рассматривать в двух аспектах: объективном и субъективном. По его мнению, «в объективном плане безопасность — это отсутствие угроз приобретенным ценностям, а в субъективном — отсутствие страха в отношении того, что этим ценностям будет нанесен ущерб».

У подобных подходов есть серьезные оппоненты, которые высказывают вполне обоснованные возражения против определения безопасности как отсутствия опасности. И думается, следует согласиться с их утверждениями, что в реальной жизни полного (абсолютного) отсутствия опасностей для любых социальных объектов не бывает. Сама жизнь диалектически включает в себя свое завершение — смерть, т.е. главную и конечную опасность для любого биологического и социального организма.

В ряде исследований безопасность трактуется как свойство или атрибут системы. В рамках этого подхода, как правило, говорят о том, что «безопасность любой сложной функционирующей системы — это ее свойство, которое позволяет этой системе функционировать, развиваться и процветать в любых сложных условиях». Безопасность рассматривают как «стабильное положение системы, при котором отсутствуют события, влияющие на объект».

Исследователи, определяя безопасность как атрибут (т.е. как свойство социальной системы), рассматривают ее как производную от других атрибутов — таких как целостность, самостоятельность, устойчивость. Утрата этих атрибутов, по их мнению, ведет к гибели системы. При наличии различий в значениях названных признаков все они предполагают защищенность системы от разрушительного воздействия на нее каких-либо сил. Безопасность, исходя из логики этого подхода, определяется как «множество состояний системы, в которых она не теряет своей целостности и не прекращает своего функционирования».

Вместе с тем некоторые ученые высказывают сомнение в возможности отождествления безопасности со свойством или атрибутом социальной системы. При таком подходе из анализа полностью исключаются внешние условия, но именно оттуда («извне») исходят угрозы, производятся атаки и нападения.

Рядом исследователей безопасность характеризуется как определенное состояние, но специфика этого состояния трактуется ими по-разному. Так, одни понимают под безопасностью «состояние взаимоотношений между субъектами, когда их существованию и независимости не угрожает военная и другая угроза». Другими безопасность рассматривается как «состояние системы, где объект — источник угрозы жизни объекта, при котором эта угроза неизменно мала». Именно в этом обстоятельстве — акценте на уровне опасности — состоит, по мнению автора, ценность этого подхода.

Есть работы, в которых безопасность рассматривается как процесс, специфическая деятельность по ее обеспечению. Здесь есть свои преимущества, ибо сама жизнь — процесс диалектического развития, движения. Жизни противопоказаны статика и стагнация. В этом контексте безопасность определяется как «надежное предоставление гражданам необходимых условий для жизни, развития и саморазвития, гарантии их гражданских прав и социальной защищенности, обеспечение политической стабильности общества и государства и устойчивый прогресс социально-экономического развития страны». Но в данном подходе авторы делают акцент на праксиологическом аспекте безопасности, а не на ее онтологии, т.е. глубинной сути. Это неверно методологически, ибо вопрос о том, чтó есть вещь сама по себе, является приоритетным по отношению к вопросу о том, для чего служит эта вещь. Кроме того, методологически неверно смешивать деятельность по обеспечению чего-либо (т.е. процесс) с ее результатом (т.е. предметом или явлением).

Некоторые ученые рассматривают безопасность через систему взаимодействий. Однако и такие отношения рассматривают и трактуют по-разному. Одни определяют безопасность как «систему взаимодействия между личностью, обществом, государством,
а также международным сообществом, которая может обеспечить им защиту и организовать условия по нейтрализации угроз в системах и отношениях»; другие — как «совокупность и взаимодействие методов, принципов, идей, разрабатываемых для устранения опасности». В результате остается открытым вопрос о том, на каком взаимодействии следует сосредоточить внимание: на взаимодействии субъектов или на взаимодействии методов? Кроме того, общество, равно как и международное сообщество, не является ни объектом, ни субъектом отношений. И совсем не ясно, как может быть организовано взаимодействие личности и государства, личности и международного сообщества. Таким образом, подобный подход также страдает серьезными методологическими изъянами.

Сторонники следующего подхода в исследовании безопасности определяют ее через категорию способность. В этом случае, например, военная безопасность рассматривается как «способность государства противостоять угрозе применения оружия, его возможность отразить вооруженную агрессию извне и ликвидировать изнутри». Также безопасность в рамках этого подхода определяется как «способность успешно функционировать в предвиденных условиях, при которых отсутствуют угроза и опасность»; а также как «способность сохранить физическую целостность, управляя от разрушения». Трактовать способность, т.е. качество системы, ее потенции к выполнению некоторой работы, с результатами этой работы, с тем, чего система стремится достичь в результате реализации этой способности, также представляется методологически несостоятельным.

Весьма распространенным подходом к пониманию безопасности является психологический подход. Безопасность в нем формулируется как субъективное ощущение отсутствия опасностей и угроз. Подчеркнем здесь, что такое субъективное ощущение может возникнуть при наличии объективных данных об этих опасностях или угрозах, т.е. как «реально существующая возможность отрицательного воздействия, в результате которого причиняется вред, ухудшающий его параметры, придающий отрицательную динамику в развитии», но такое состояние может возникнуть и из-за отсутствия информации об опасностях и угрозах, т.е. как «предчувствие или возможность злодеяния».

Сторонники этого подхода считают, что восприятие субъектами того, что им ничто не угрожает, — это и есть безопасность. Здесь налицо смешение субъективного и личностного с онтологическим и объективным. Опасность может быть неявной и невидимой. Переживание ситуации субъектом нельзя отождествлять с самой ситуацией. Не случайно исследователи Евангелий находят разночтения в освещении одних и тех же событий, да и показания свидетелей того или иного преступления всегда разнятся между собой. Объективный мир любой человек интерпретирует сквозь призму субъективного восприятия. Для кого-то безопасность — это охраняемый замок или вилла, а для кого-то — теплый плед и чашка кофе. Поэтому подобное отождествление есть грубейшая методологическая ошибка. Мы считаем, что вследствие наличия таких ошибок данный подход нельзя считать продуктивным.

Анализ существующей литературы показывает, что самым распространенным подходом в российской науке является трактовка безопасности как состояния защищенности. Защищенность — экзистенциальное свойство, имеющее различные оттенки в зависимости от социальной отрасли (правовая, информационная, бытовая и др.), к которой оно применяется. Обеспечение безопасности здесь строится на рассмотрении угроз, от которых необходимо защищаться. Именно эта точка зрения нашла свое выражение в современных правовых документах. Закон Российской Федерации «О безопасности» определял безопасность как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз».

Военная безопасность государства — это основополагающий фактор в целостной системе обеспечения национальной безопасности государства. Поэтому в современной России на протяжении последних десятилетий был принят ряд документов, посвященных национальной безопасности страны.

31 декабря 2015 г. была утверждена новая Стратегия национальной безопасности. В ней сказано, что деятельность России, как одной из лидирующих держав, должна быть «направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнерских отношений в условиях полицентричного мира». Сама констатация факта наличия полицентричного мира чрезвычайно важна для темы нашего исследования, ибо современный мир состоит из нескольких цивилизационно-культурных типов, находящихся в состоянии противоборства. Такая констатация означает дальнейшее дистанцирование нашей страны от ценностей западного цивилизационного типа. При этом в качестве национального интереса в Стратегии определены «объективно значимые потребности личности, общества и государства в обеспечении их защищенности и устойчивого развития».

В новой Стратегии национальной безопасности сама проблема военной безопасности совершенно справедливо увязывается с государственной и общественной безопасностью, повышением качества жизни российских граждан, экономическим ростом, развитием науки, образования, культуры и здравоохранения, экологией и рациональным природопользованием. Ведь само понятие безопасность является обобщающим и многоплановым, ибо 1) оно охватывает безопасность личности, государства и общества; 2) может подразделяться на национальную, региональную и глобальную безопасность; 3) в плане социальном может затрагивать экономическую, политическую, информационную, военную, экологическую и другие виды безопасности.

Военная безопасность в особой степени диалектически синтезирует в себе разнообразные аспекты внутренней и внешней безопасности. Отсутствие внешних угроз и опасностей для нашей Родины напрямую связано с ее экономической и политической мощью, с устойчивостью конституционного строя, целостностью России, политической и социальной стабильностью российского общества.

Стратегическое направление комплексного укрепления безопасности находит свое тактическое продолжение в разнообразных законодательных инициативах — скажем, во вновь принятом «законе Яровой», который вызвал в российском обществе столь оживленную дискуссию. Впрочем, ничего удивительного здесь нет. Как председатель профильного Комитета по безопасности Государственной Думы и бывший прокурорский работник из Камчатской области, И.А. Яровая в своей деятельности инициатора законопроектов ориентируется на широкий спектр силовых структур, занимающихся вопросами комплексной безопасности государства. Представители этих структур приходят в Комитет по безопасности со своими запросами, нуждами и требованиями, каковые и оформляются в виде проектов законов.

Рассмотрение безопасности как состояния защищенности ряд ученых считают ограниченным. Они полагают, что «безопасность должна характеризоваться условиями, которые позволяют достойно существовать и развиваться каждому гражданину, обществу и государству, а не степенью защищенности от внешних и внутренних угроз». То есть сторонники такого подхода к трактовке безопасности рассматривают ее как совокупность факторов и условий. Безопасность государства трактуется ими как «совокупность условий, благодаря которым обеспечиваются предпосылки для развития его обороноспособности, приемлемое сохранение национальных ценностей и традиций, продуктивное взаимодействие личности и государства в возможности противостояния внешним угрозам, соблюдая при этом основы интересов нации».

Таким образом, понятие безопасность трактуется российской наукой не менее разнообразно, чем понятие военная безопасность. Анализ приведенных определений и подходов к сути проблемы безопасности дает нам возможность сделать вывод, что сущностным элементом ее являются категории опасность, угроза, риск, вызов.

Уточним, что понятие опасность может определяться по-разному: как «реально существующая возможность отрицательного воздействия, в результате которого причиняется вред, ухудшающий его параметры, придающий отрицательную динамику в развитии»; или же как «предчувствие или возможность злодеяния».

Угрозу рассматривают как «запугивание, обещание причинить кому-нибудь неприятность, зло»; «конкретный вид опасности, созданный открыто для противоправных действий враждующей силой». Некоторые авторы под угрозой понимают «наиболее конкретную и непосредственную форму опасности или совокупность условий и факторов, создающих опасность интересам граждан, общества и государства, а также национальным ценностям и национальному образу жизни». Представляется, что такой подход ограничивает деятельность по обеспечению безопасности, поскольку фактически предполагает эти действия как защитные уже тогда, когда явно обозначены угрозы, а не на стадии их существования лишь как опасности. Это сужает поле политики по обеспечению безопасности в различных сферах.

Таким образом, в общем понимании угроза — это комплексное, многофакторное понятие, которое обусловливается состоянием или тенденциями, целенаправленными действиями или бездеятельностью, отрицательно и разрушительно влияющими как на состояние отдельных сфер, составляющих национальную безопасность, так и на всю систему обеспечения национальной безопасности государства.

В данном исследовании под опасностью мы будем понимать реальную вероятность нанесения ущерба, вреда кому-либо или чему-либо со стороны объектов, обладающих поражающими свойствами. Это потенциальная реальность, могущая стать актуальной. Угрозой считаем конкретную, непосредственную, адресную форму опасности.

Опасность иногда выступает в форме риска. Часто риск определяется как «возможность возникновения неблагоприятных и нежелательных последствий деятельности самого субъекта» или как «деятельность, связанная с преодолением неопределенности в ситуации неизбежного выбора, в процессе которой оцениваются вероятность достижения желаемого результата и отклонение от поставленной цели».

Отметим, что опасность и риск — это взаимосвязанные понятия. Понятие риска можно применить только для системы или объекта, подвергаемых опасности. Риск обусловлен неопределенностью функционирования системы, возможностью неблагоприятных и нежелательных ее исходов. В сущности, риск — это вероятность наступления нежелательного события с негативными последствиями в пространственно-временном континууме возможных событий. Хотя генезис опасности и риска схож, опасность более актуальна, а риск — потенциален.

Нередко безопасность ассоциируется с понятием вызова. Некоторые российские ученые понимают под вызовом «противодействие решению задач обеспечения безопасности страны путем осуществления политико-дипломатических действий, торгово-экономических экспансий и т.п., осуществляемых официально и неофициально, противодействие осуществлению национальных целей, интересов и ценностей».

Важной составной частью исследования понятия военная безопасность является осмысление другого, смежного с ним понятия, которому оно, собственно, и обязано своим появлением. Это понятие — война.

В отечественной и мировой военной мысли существуют как минимум два аспекта исследования феномена войны: первый посвящен проблематике подготовки и ведения войн, второй — выяснению сущности, природы войны как общественного явления и ее изменяющегося содержания. Эти два подхода обуславливают и специфику подходов к обеспечению военной безопасности.

Во все времена человеческой истории войну рассматривали как сложное общественно-политическое явление. Она возникала из противоречий политики и военного насилия. Цель войны — победа, т.е. моральное или физическое уничтожение противника и установление выгодного мира. Правовая основа такого мира не всегда гарантирована, но лишь право может служить оправданием мира. Война может быть справедливой по целям, но никогда — по применяемым в ней средствам. Поэтому почти всегда лучший выход — предотвращение войны. Насильственное выяснение политических отношений может быть оправданным и законным лишь тогда, когда ненасилие может привести к государственному уничтожению, бытийственной или нравственной аннигиляции.

Для каждой воюющей стороны формулу вооруженной борьбы можно было представить как сумму двух взаимосвязанных, но противоположных по направлению векторов действий: борьба с противником, его пленение или уничтожение с помощью средств поражения (вектор наступательный) и защита своих войск и объектов от воздействия мощи противника (вектор оборонительный). Как писал Томас Гоббс в «Левиафане», «война есть не только сражение или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения... Все остальное есть мир».

На рубеже конца XX — начала XXI в., во-первых, изменяется форма осуществления насилия; во-вторых, в практике войны начинают применяться нетрадиционные средства поражения, которые доселе были неизвестны. Вполне естественно, что эти новые признаки войны нашли свое отражение в работах отечественных и зарубежных теоретиков. Проанализировав разнообразные теоретические подходы и взгляды на проблемы современной войны, выделим те, в которых, по нашему мнению, они нашли наиболее яркое и адекватное отображение. Условно разделим их на три группы.

К первой группе работ отнесем те, в которых акцент сделан на исследовании новых акторов войны. Ко второй — в которых отражены взгляды на новые средства вооруженного противоборства. К третьей — где анализируются новые методы вооруженного противостояния.

В работах первой группы утверждается, что в современных войнах появились новые субъекты войны. Эта мысль была высказана в работах таких теоретиков войны, как М. ван Кревельд,
Х. Сисе, З. Бауман и других. Так, профессор Иерусалимского университета Мартин ван Кревельд в своей работе «Трансформация войны» утверждает, что классическая формула К. Клаузевица,
в соответствии с которой основными участниками войны являются «правительство — армия — народ», сегодня не действует. Раньше эти участники войны были четко отделены друг от друга, у них были разные права и обязанности. Теперь же они все перемешаны. Невозможно четко отличить одного субъекта от другого.

В связи с этим М. ван Кревельд предлагает для обозначения современных войн ввести новое понятие — нетринитарная война.
К новому типу войн исследователь относит и так называемые асимметричные войны. Новые акторы войны упоминаются и в концепциях под названием партизанские войны. Так, немецкий политолог К. Шмитт в исследовании «Теория партизан. Промежуточное замечание к понятию политического» объясняет черты, присущие партизану как субъекту войны. К ним он относит: повышенную мобильность, нерегулярность и т.д. Военный теоретик Е. Месснер в работе «Хочешь мира — победи мятежевойну» вообще выдвигает партизан на передний край вооруженной борьбы.

Трансформация взглядов на войну в современных теоретических концепциях детерминируется появлением и широким использованием высоких технологий. Здесь особого внимания заслуживают взгляды Э. Тоффлера, З. Бжезинского, В.И. Слипченко и др., которые доказывают в своих работах, что эволюция средств вооруженного противоборства ведет к изменению форм войны. В частности, Э. Тоффлер в работе «Война и антивойна» отмечает, что в ближайшее время причинами войн станут социальные, экологические и иные противоречия между индустриальными и постиндустриальными странами.

Американский политолог Питер Сингер, автор книги «Смонтирован для войны», утверждает, что мир приближается к началу гонки вооружений в сфере использования робототехники. Отечественный ученый, генерал-майор В.И. Слипченко в исследовании «Войны шестого поколения. Оружие и военное искусство будущего» настаивает на том, что победа в современной войне обеспечивается наличием высокоточного оружия и систем его управления. По мнению профессора Слипченко, главная цель войн шестого поколения — разгром бесконтактным способом экономического потенциала любого государства, на любом удалении от противника. Войны этого поколения будут существеннейшим образом отличаться от предыдущих еще и тем обстоятельством, что вся мощь нападающей стороны функционально будет направлена лишь на безусловное поражение объектов экономики противника путем одновременного нанесения мощнейших информационных ударов и массированных ударов непилотируемого высокоточного оружия различного базирования.

Видимо, уже в обозримом будущем начнется процесс постепенного исчезновения вместе с контактными войнами современных многочисленных общевойсковых формирований сухопутных войск. Окончательно обесценятся не только ядерное оружие (пятое поколение), но и обычные вооруженные силы, включающие несколько родов войск в соответствии с традиционными сферами их применения, т.е. на суше, в воздухе, на морских просторах. Разумеется, с этим можно поспорить, однако ряд оснований для таковых выводов имеется в современной реальности.

В.И. Слипченко пишет: «Войну любого поколения следует рассматривать как сложное общественно-политическое явление, включающее совокупность различных видов борьбы — политической, дипломатической, идеологической, экономической, вооруженной, информационной, экологической и др., — которые ведут между собой государства или общественные системы. Война всегда сочетала в себе противоречивое единство политики и вооруженного насилия. Для каждой воюющей стороны формула вооруженной борьбы во все времена представляла собой сумму двух симметричных, взаимосвязанных, но противоположных по направлению векторов действий: действия по противнику своими силами и средствами поражения (вектор наступательной или ударной составляющей); оборона (защита) своих войск и объектов от действий (поражения) средствами противника (вектор оборонительной составляющей)».

Внедрение в практику военных действий информационно-коммуникационных технологий также нашло свое отражение в современной военно-теоретической мысли. Так, в настоящее время широкое распространение получают теории гибридных, сетевых, сетецентрических, консциентальных, геофизических, экологических и др. войн.

Сам термин гибридная война не является чисто военным. Традиционно в военной теории применяют ряд специфических критериев типизации военного конфликта, с помощью которых учитываются все его основные аспекты. В частности, в качестве критериев разделения конфликтов на типы применяют: степень охвата действительности; сферу действия; тип сторон — участников конфликта; социально-политическое устройство этих сторон; характер социально-политических отношений; степень организации; уровень эскалации и др.

Собственно, гибридную войну можно в общих чертах определить как совокупность заранее подготовленных и оперативно реализованных действий военного, дипломатического, экономического и информационного характера, направленных на достижение стратегических целей. К составляющим гибридной войны относятся традиционные и нестандартные угрозы, терроризм, подрывные действия, когда используются новейшие или нешаблонные технологии для противодействия превосходству противника в военной силе.

Отметим, что идея гибридной войны не нова. Военная история знает немало примеров асимметричных войн с использованием нелинейной тактики и нерегулярных вооруженных формирований, которые являются давними аналогами современной гибридной войны. Можно вспомнить ожесточенную борьбу Наполеона с партизанскими силами в Испании, действия советских войск в Афганистане или войну во Вьетнаме, которую вели США. Собственно, война вообще не является исключительно противостоянием на поле боя, а включает в себя элементы экономического, психологического противостояния, партизанского противодействия. Это доказывает вся мировая история. Соотношение и степень влияния этих компонентов на общий результат, их роль и место в конкретном противостоянии определяются уровнем развития общества и духом эпохи. Войны и вооруженные конфликты являются пространственно-временными процессами, в основе которых лежат самые разнообразные противоречия, а также использование разномасштабных военных формирований на определенных территориях для достижения определенных целей.

Гибридные силы успешно используют технологически передовые системы таким образом, что они работают на пределе своих возможностей. Поэтому гибридные вооруженные силы имеют преимущество перед традиционной армией, действующей строго в рамках устава. В общем, гибридная угроза отличается от классических опасностей тем обстоятельством, что она стирает традиционные представления и практики войны.

В гибридной войне бывает трудно определить соперника; тем более трудно говорить о правовых, этических и моральных аспектах. Без них организованное насилие ведет к деградации локальных сообществ, их варваризации. Например, относительно военных действий, происходящих на современном этапе в Украине, в военных и политических кругах мирового сообщества до сих пор продолжаются дискуссии о термине «антитеррористическая операция», который не отражает сущности событий в зоне конфликта на Донбассе. Ведь если это война, то кто соперник? Если это внутренний конфликт, то почему он не погашен силами самого государства? Ведь для погашения конфликта Украина пытается привлечь страны блока НАТО, что сразу же переводит ситуацию из внутреннего конфликта во внешний, а если быть точнее — выводит в фазу полной геополитической неопределенности.

Также стираются сами границы войны, т.е. сценарии ее начала и окончания. Практически вся европейская политическая и военная история говорит о том, что элиты воспринимают начало и окончание войны как церемонию, определенный набор действий. Но в гибридной войне по крайней мере одна из сторон испытывает недостаток легитимности. Здесь можно вспомнить гражданские войны XX в. в России и Испании. Тогда на помощь приходят пропаганда или создание временных правительств. Следовательно, изменение состояния с военного на мирное существенно усложняется, а враждебность растет и распространяется за пределы конфликта. Такими были правовая ситуация в войнах индейцев с американскими колонистами, конфликты в Судане и Конго или даже война с терроризмом (имея начало, она вряд ли будет иметь конец). Такая война имеет все шансы вылиться в эндемическое и бесконечное насилие в регионе.

Очевидно, современная гибридная угроза существующей государственности со стороны агрессора требует не просто поиска адекватных ответов на ежедневные вызовы. Актуальной проблемой является разработка системного ответа, действенной стратегии на многие годы вперед. Это кажется невозможным без теоретико-методологического осмысления сущности гибридной войны и изучения мирового опыта противостояния гибридной угрозе. Течение современных войн свидетельствует о необходимости рассмотрения и учета не только чисто военных аспектов, но и политических, социокультурных, технико-экономических и геополитических фреймов военного конфликта.

Отметим, что, несмотря на стирание традиционных представлений о войне, которые основываются на работе Клаузевица, его тезис о том, что война имеет постоянную природу и переменный характер, остается актуальным (хотя не все разделяют такую точку зрения, считая, что природа войны может измениться под влиянием новых технологий и форм войны, война может иметь «вторую грамматику», которая будет основываться на повстанческих операциях). И при анализе гибридных войн современности важно это помнить и различать их природу и характер. Ключевой для поиска ответа на гибридный вызов становится оценка социального и технологического контекстов — понимание того, какой элемент структуры конфликта останется неизменным, а какой будет эволюционировать.

Теория сетевой войны, разработанная и принятая военным руководством США, кардинально отличается от традиционного понимания войны тем, что допускает возможность организации целой сети конфликтов, а также осуществления различного рода подрывных действий по всему миру. Эта теория была проверена на деле, по сути, с 70-х гг. ХХ в. и наиболее активно и успешно реализовывалась на практике после развала Советского Союза. Реализация теории сетевой войны происходит в четырех областях: физической, информационной, когнитивной и социальной. Целью сетевой войны является не просто победа над противником в прямом столкновении, которая рассматривается лишь как небольшой фрагмент сетевой войны. Целью являются установление и поддержание контроля над всеми остальными субъектами, в том числе и над союзниками. 

Теория сетецентрической войны ориентирована на повышение боевых возможностей перспективных формирований в современных войнах и вооруженных конфликтах за счет достижения информационного превосходства, объединения участников боевых действий в единую сеть. В отличие от сетевых войн, это сугубо военная концепция. Она во многом стала возможной благодаря информационной эпохе и информационным технологиям. Эта концепция направлена на интеграцию в единое информационное пространство всех сил и средств, увеличение эффективности привлечения боевых средств за счет синергетического эффекта. При ведении сетецентрических боевых действий высокий уровень организационного функционирования элементов боевого построения достигается за счет передачи разведывательной информации всем участникам этих действий в реальном масштабе времени. Основным признаком сетецентрических боевых действий является непрерывное оптимальное целераспределение в масштабе зоны ответственности.

Консциентальная война представляет собой направленное на сознание людей психологическое, цивилизационное, информационное воздействие поражающего характера с целью разрушения ценностных установок, уничтожения интеллектуальных ресурсов нации. По сути дела, разнообразные цветные революции и арабские весны последних двух десятилетий можно отнести к войнам такого рода. Отличительным признаком данной теории войны выступает перестройка базовых ценностей и мироощущения целых наций, т.е. перемена эмоционально-оценочных знаков в отношении фундаментальных понятий и традиционных представлений индивидуального и массового сознания. Для нанесения поражения противнику в такой войне нет необходимости пересекать границы государства, нарушать его территориальную целостность. Главными орудиями консциентальной войны становятся средства создания, трансформации и трансляции информации как формы знания: телевидение, Интернет, кино, книги, учебники, средства массовой информации. Такое изменение сущности и характера войны привело к тому, что даже в период развития военных действий у населения страны, подвергшейся нападению, существует иллюзия их отсутствия.

В этом плане интересна также книга американского журналиста Шейна Харриса «Кибервойн@. Пятый театр военных действий», изданная в 2016 г. Автор доказывает, что американские вооруженные силы рассматривают киберпространство как некий пятый театр военных действий, если под четырьмя предыдущими понимать наземный, морской, воздушный и космический. В работе обстоятельно рассказывается об истории создания военно-сетевого комплекса США и выявляются современные тенденции его развития. Ш. Харрис пишет о существенном значении кибервойны в трагическом развитии событий в Ираке, о сотрудничестве государственных служб США с такими сетевыми гигантами, как Facebook и Google, направленном на сбор информации о пользователях.

Анализируя современные вóйны, нельзя обойти вниманием генетическую связь войны и насилия. В научной среде существуют две противоположные точки зрения относительно этой проблемы. Согласно первой, насилие является родовым признаком войны, конкретизируется через масштабы и выполняемую войной функцию. Американский психотерапевт Арнольд Минделл в работе «Сидя в огне: Преобразование больших групп через конфликт и разнообразие» утверждает, что война — это «форма насилия, способствующая распределению власти убийствами миллионов».

Второй, противоположной точки зрения, придерживается теоретик Лорен Томсон. В книге «Конфликт низкой интенсивности: модель войны в современном мире» она пишет: «Отличие современной войны от “традиционной” состоит в том, что в ней могут одновременно присутствовать экономические, политические, этнические, религиозные и иные мотивы и что эти конфликты могут тянуться годами и десятилетиями».

Российские военные теоретики, в частности М.А. Гареев,
В.В. Серебрянников и др., в своих работах акцентируют внимание на адаптивной способности войны к изменяющимся условиям современности, в результате чего появляются новые формы войны и новые субъекты военного насилия. Так, президент Академии военных наук М.А. Гареев связывает войну с прямыми военными действиями, но одновременно не отрицает «невоенные формы насилия», такие как экономические, психологические, информационные и т.д.

На наш взгляд, насилие — более широкое, родовое понятие, тесно связанное с этическими понятиями добро и зло. Видимо, желание как насиловать и причинять зло, так и воевать коренится в самой природе человека как биосоциального существа. Оно может быть реализовано, а может пребывать в латентном состоянии. Поэтому войны неизбежны, и мечты об их скорейшем и окончательном искоренении — пацифистская иллюзия. Присущее человеку стремление убивать и насиловать можно уменьшить лишь при справедливом общественном устройстве, достижение которого в ближайшем будущем представляется утопией.

Недаром знаток человеческих душ Иммануил Кант считал, что причины войн коренятся в изначальной порочности человеческого рода, в присущем человеку злом начале. Гегель, как и Кант, в «Философии религии» утверждает следующее: «Человек… зол сам по себе, зол во всеобщем смысле, глубинах своего внутреннего духа, просто зол, зол в своей внутренней глубине, что это определение зла есть определение его понятия, и он должен это осознать». С другой стороны, именно Кант в трактате «К вечному миру» заговорил о необходимости всемерного приложения усилий всех цивилизованных народов для предотвращения грядущего всемирного кровопролития. И сегодня человечеству при всем несходстве составляющих его цивилизаций придется искать поиск если не «вечного мира», то хотя бы того максимально безопасного состояния, которое должно прийти на смену противостоянию цивилизаций.

Видимо, современные цивилизации в эпоху своего противостояния зашли в социально-политический тупик. Собственно, само противостояние уже является тревожным симптомом, ибо заложенная в природу человека агрессия отнюдь не была укрощена прогрессом науки и просвещения, расширением познания во всех сферах бытия и невиданным всплеском культуры и искусства. Казалось, лишь культура может укротить эту самоубийственную страсть к самоуничтожению, но у человечества в современную эпоху может просто не остаться времени для исправления старых ошибок и искупления новых грехов. Тем более что высшие достижения человеческого гения никогда не будут поняты большинством.

Сами по себе техническая цивилизация, весь выдающийся технический прогресс сегодня ничего не значат, кроме возможности полностью уничтожить друг друга в самые кратчайшие сроки.
И людям современной эпохи уже не придется свалить вину на некие глобальные и мистические силы зла, на Дьявола с его адептами. В фильме «Фауст» талантливого режиссера Александра Сокурова человеку поставлен новый диагноз, которого даже сам Гете не предвидел. Диагноз этот точен: зло, живущее в глубинах человеческой души, во многом превосходит все, что христианское богословие приписывало Дьяволу.

Человек стремится к индивидуальной свободе за счет свободы других людей и встает тем самым на путь зла. На путь зла встает и государственная власть, стремящаяся к абсолютной свободе за счет собственного или других народов. Великому Канту из ХХ в. вторит революционер и социальный философ Франсуа Фанон, полагавший, что насилие — не только весомое средство, но и как таковое обладает ценностью и является поводом для гордости. «Насилие — это не просто путь к свободе, оно позволяет отдельному человеку доказать, что он уже свободен», — писал этот мятежный мулат. Политика как функция власти лишь потворствует глубинным человеческим инстинктам. Отсюда вытекает неизбежность войн, кровопролития, локальных и глобальных конфликтов.

Рассмотрев подходы зарубежных и отечественных ученых, мы можем констатировать, что вместе с изменениями военно-политической обстановки в мире происходило и изменение взглядов на возможности и границы применения военной силы. Во взглядах отечественных и зарубежных исследователей имеются серьезные различия. Так, российские ученые главную проблему войны видят в применении насилия. Приоритет в их исследованиях отдается социально-политическим аспектам. Иностранные исследователи отдают приоритет военно-техническим и геополитическим аспектам. Общим же как для российских, так и для зарубежных теоретиков является то, что и те и другие констатируют: произошла трансформация причин, средств и методов ведения войны, а также то, что к началу XXI в. существенно изменились не только способы и средства ведения войны, но и их участники, т.е. объекты и субъекты войны. Единодушны исследователи в том, что сообразно изменившимся условиям ведения войны должны изменяться и объекты, и субъекты обеспечения военной безопасности.

Так, до конца XX столетия главным объектом военной безопасности было все государство — его территория и население. Обеспечение военной безопасности определялось развитием оборонно-промышленного комплекса, созданием новых образцов вооружения и военной техники. Новые виды оружия, боевые системы выполняли тот объем задач, который ранее возлагался только на живую силу. Это объективно способствовало гонке вооружений. Однако в связи с тем, что наличие и возможное использование ядерного оружия могли придать войне катастрофически разрушительный характер, международная военная безопасность обеспечивалась прежде всего деятельностью по предотвращению ядерной войны. Предотвращение ядерной войны оставалось основным направлением обеспечения военной безопасности во всей второй половине XX в., хотя само наличие ядерного оружия служило определенным сдерживающим фактором для развязывания новых обширных военных конфликтов.

Проведенный нами анализ не позволил выявить инварианта понятия военная безопасность. Не помог в этом и анализ понятий война и безопасность, на базе которых оно построено. Автор каждого из рассмотренных здесь подходов, как правило, выделяет из всей совокупности черт, присущих исследуемому феномену, одну и, если не абсолютизирует ее, то ставит во главу угла своей концепции. Конечно, все они в чем-то правы: каждый из таких подходов имеет прагматическую и позитивную компоненту, но в целом с точки зрения методологии все они не безупречны.

Можно попытаться сблизить все существующие точки зрения, попытаться объединить концепции, синтезировать определения, но, во-первых, это не входит в задачи данного исследования, а во-вторых, скорее всего, это просто невозможно.

Мы же предлагаем пойти другим путем: использовать идею Г.А. Атаманова и проанализировать исследуемое понятие через призму диалектики, т.е. исследовать понятие, являющееся для анализируемого и исходным, и оппозицией. Это понятие — военная опасность. Поскольку понятие безопасность не может предшествовать понятию опасность, т.е. отрицаемому понятию, то и термин военная безопасность не может существовать в отрыве от понятия военная опасность. Другими словами, военная безопасность есть отрицание военной опасности. То есть когда есть военная опасность, нет военной безопасности. И наоборот: когда нет военной опасности — значит, есть военная безопасность. Следовательно, если мы установим, чтó представляет собой понятие военная опасность, мы сможем через отрицание его перейти к понятию военная безопасность.

Понятие военная опасность в российской науке трактуется не так широко и разнообразно, как понятие военная безопасность. Оно практически всегда раскрывается через состояние отношений между государствами (или их коалициями), и в его определениях всегда присутствует указание на возможность начала войны или применение военной силы. Если понятие военная безопасность абстрактно, то понятие военная опасность всегда конкретно, поскольку подразумевает субъекта грозящей опасности или потенциальной угрозы.

Приведем одно из таких определений, которое, с нашей точки зрения, наиболее полно, точно и корректно раскрывает это понятие: «Военная опасность — особое состояние отношений между государствами (или их коалициями), обусловленное сочетанием неблагоприятных политических, экономических, военных и других факторов, способных привести к войне». Военная опасность, по мнению авторов этого определения, предполагает наличие военного давления и/или возможности (вероятности) применения военного насилия.

В качестве основных факторов, обусловливающих военную опасность, авторы определения называют наличие у сторон существенных противоречий и подготовленной военной силы, а также приверженность хотя бы одной из них к разрешению противоречий применением военной силы. Следовательно, наличие военной опасности определяется наличием факторов, способных привести к началу войны, что, собственно, и было показано и доказано автором выше и что представляет значительный интерес с точки зрения дальнейшего исследования заявленного предмета. Сейчас же мы можем сформулировать на базе приведенного определения понятия военная опасность определение искомого понятия: военная безопасность — особое состояние отношений между государствами, коалициями государств или цивилизационными конгломератами, обусловленное сочетанием политических, экономических, военных и других факторов, исключающих возможность начала масштабных военных столкновений. При состоянии военной безопасности цивилизационные противоречия разрешаются мирным путем.

Данное определение, с нашей точки зрения, является наиболее выверенным и продуктивным в деле анализа тех властных механизмов, которые регулируют процессы обеспечения военной безопасности в нашей стране и уточнения методологии ее обеспечения в современных исторических, политических, экономических, военных и социальных условиях.

При рассмотрении проблемы военной безопасности России в современной ситуации следует учитывать, что войны, как явление социокультурной реальности, всегда возникают как следствие неразрешимых противоречий в межгосударственных отношениях, которые, как некоторые болезни, хотя порой и загоняются внутрь общественных организмов, но все равно рано или поздно проявляются, и порой это происходит самым роковым образом.

Итак, военную безопасность можно рассматривать с помощью самых разнообразных исследовательских подходов. Сама противоречивая современная эпоха стимулирует появление все новых концепций, учитывающих все новые аспекты и нюансы. Жизнь всегда богаче наших представлений о ней. Но и совершенствование целого комплекса социально-гуманитарных и общественных наук, выходящих на проблему военной безопасности, — настоятельное требование времени.

Создать, сохранить и укрепить состояние военной безопасности нельзя без перманентного анализа меняющейся ситуации, в котором должны быть задействованы философы, политологи, юристы, экономисты и культурологи. Реальная жизнь, в том числе и политика, намного богаче самых объемных и всеохватных философских концепций, но мы убеждены, что именно философия политики может послужить нитью Ариадны в лабиринте международных и геополитических противоречий. Исходя из сложившейся социокультурной и геополитической ситуации противостояния цивилизаций в современном мире, военную безопасность России можно определить как диалектическое состояние отношений между нашей страной и ее возможными противниками, обусловленное комплексом политических, экономических, военных и других противоречий, сглаживание или разрешение которых призвано исключить возможность Третьей мировой войны.

1.2. Социально-онтологические аспекты властных механизмов обеспечения военной безопасности

Как мыслители прошлого, так и наши современники напрямую связывали и связывают обеспечение военной безопасности с властью. И в этом нет ничего удивительного. Как мы выяснили в предыдущем параграфе, военная безопасность есть особое состояние межгосударственных отношений. Само же право выстраивать таковые отношения с незапамятных времен являлось прерогативой исключительно верховной власти государства. Она же — верховная власть — была призвана и уполномочена регулировать как внутренние, так и внешние отношения, влияющие на политику, экономику и военную сферу. От всей этой сложной системы отношений зависело наличие или отсутствие возможности начала военных действий, которые могли перерасти в масштабную войну. Именно от верховного правителя во многом зависело, находится ли государство в состоянии военной опасности или военной безопасности.

Феномен власти издавна привлекал внимание мыслителей, которые рассматривали его в связи с такими философскими категориями, как свобода и необходимость, добро и зло, единичное и общее. В отличие от простого физического насилия, власть — сила, оказывающая воздействие на тело, душу и ум человека, пронизывающая их, подчиняющая другого человека закону своей воли. По существу своему она подобна авторитету. Власть и справедливость в идеале должны быть тесно связаны, но чаще всего в реальной жизни любая власть далека от справедливости.

Обладать властью означает не только возможность распоряжаться жизнями других людей, но и порой самому пребывать на грани экзистенции. Разумеется, в самом по себе стремлении быть первым и добиться в жизни наивысших результатов нет ничего преступного. Власть — биосоциальное явление, задатки власти наследуются людьми от природы. Уже в животном мире существует определенная субординация. Сама природа позаботилась о том, что кому-то из стада животных необходимо иметь власть.

Многие люди от природы имеют склонность властвовать над себе подобными. Реализация властных задатков зависит исключительно от социальных условий. Для осуществления власти необходимы по меньшей мере ее субъект и объект: один дает распоряжения, другой их выполняет. В качестве субъектов власти выступают государство, политические партии, церковь, индивиды, группы, классы через своих представителей. То же самое касается объекта власти. Подчинение субъекту власти предполагает такие формы взаимоотношений, при которых его распоряжения выполняются с необходимостью, а порой и с подобострастием.

Коррелятом власти является уважение. Этическую ценность она представляет собой тогда и только тогда, когда таким образом направляет уважающего и ценящего ее индивида, что тот оказывается в состоянии использовать большее количество более высоких ценностей, не подвергаясь непосредственно воздействию со стороны власти. Власть нуждается в оправдании, и эти попытки составляют существенную часть человеческой истории.

Разумеется, как в обыденном, так и в научном сознании власть чаще всего ассоциируется с государственной властью. Мыслители прошлого разрабатывали самые разнообразные теории о происхождении государственной власти: от теории разросшейся семьи Аристотеля до теории общественного договора Томаса Гоббса.

Государственная власть чаще всего декларирует благие цели перед гражданским обществом, оправдывая ими возможные нарушения морали и права, в том числе несправедливые военные действия и прямую агрессию. Однако благими намерениями порой вымощена дорога в ад. Все внешнеполитические акции Гитлера — начиная с ввода войск в Рейнскую демилитаризованную зону в 1936 г. и вплоть до нападения на Советский Союз — были в достаточной степени аргументированы, а главным и самым весомым аргументом была необходимость обеспечения целостности и безопасности немецкой нации. Благая цель, однако, достигалась кровью и слезами европейских народов, а впоследствии зло, причиненное гитлеризмом, бумерангом ударило по самому немецкому народу.

Сейчас об этом предпочитают не вспоминать либеральные историки и адепты американской демократии, но в США в 1938 г. Адольф Гитлер был признан человеком года с формулировкой: «За распространение демократии по миру». А в 1939 г. фюрер был выдвинут на Нобелевскую премию мира в номинации «За установление мира в Европе». А выдвинули его за расчленение Чехословакии после Мюнхенского сговора. Поразительно, но это решение было горячо одобрено европейскими политиками. Однако уже в мае 1939 г. Гитлера из списка номинантов вычеркнули. Поэтому Нобелевскую премию мира 1939 г. так никому и не вручили.

Макс Вебер отмечал: «Ни одна этика в мире не обходит тот факт, что достижение “хороших” целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или, по меньшей мере, опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных следствий; и ни одна этика в мире не может сказать, когда и каком объеме этически положительная цель “освящает” этически опасные средства и побочные следствия». Государственной власти трудно выработать некий алгоритм нравственности, определяющий меру добра и зла в том или ином действии, в том числе и в вопросах укрепления военной безопасности страны. Сам процесс укрепления оборонительной мощи может перерасти в гонку вооружений, что чревато опасными политическими последствиями.

Порой власти присуще нечто демоническое. Немецкий ученый Г. Риттер, специально исследовавший данный вопрос, пишет об этом так: «Поистине это демоническая сущность власти; она даже там, где человек борется за идеальную цель в высшей степени самоотверженно, считая успех прочным только тогда, когда он с исключительной жизненной силой отстаивает свой собственный интерес, решительно осуществляет свое собственное желание, связывая страстное стремление к собственной значимости непосредственно со своими делами… Кто обладает властью, тот одержим ею».

Власть во все исторические эпохи трудно отделить от стремления к злоупотреблению, поэтому в понимании ортодоксального христианства власть при всех обстоятельствах грешна. С другой стороны, нет власти не от Бога. В Послании апостола Павла римлянам хорошо сказано об этом: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены... А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Рим. 13:1, 2). Разумеется, эти слова устраивали властные структуры за все два тысячелетия истории христианства.

Власть в современных государствах при необходимости ведения военных действий часто вспоминает о христианской теории справедливой войны. Эта теория имеет давнюю историю — от Августина Блаженного до современного политолога Майкла Уолцера, — а корни ее можно найти в идеях Аристотеля. Августин, как известно, утверждал, что война совершается для достижения мира. Справедливая война являет собой справедливость со знаком «минус», ибо имеет своей целью скорее пресечение зла, но никак не достижение блага.

Видимо, самым ярким представителем теории справедливой войны был Гуго Гроций с его трудом «О праве войны и мира» (De Jure Belli ac Pacis), изданным в 1625 г. В трактате отмечается, что война является злом, которое должно быть предотвращено, поэтому устанавливаются жесткие критерии, согласно которым война может получить статус справедливой войны. Эти критерии можно выделить в три группы: 1) Jus ad bellum — обоснованность вступления в войну; 2) Jus in bello — обоснованность применяемых средств; 3) Jus post bellum — обоснованность завершения войны.

Для придания важности и подчеркивания божественной природы власть часто именовали верховной властью. Верховная власть решала стоящие перед ней задачи при помощи особой, исторически изменяющейся системы управления, которую все чаще именуют и в научной литературе, и в журналистике властным механизмом. Для того чтобы разобраться, как власть регулировала вопросы обеспечения военной безопасности при помощи этого механизма, целесообразно более детально уяснить, что представляет собой сам феномен под названием властный механизм. Представляется, что сделать это лучше всего через анализ понятий, являющихся его структурными составляющими, т.е. власть и механизм.

Понятие власть в большинстве европейских языков генетически связано с понятиями сила, насилие, мощь. По-английски power означает власть как право управления, мощь и силу, а слово rule передает значения управления и господства. В немецком языке слово die Macht, как и английское слово power, имеет значения сила, власть, мощь, а лексема die Gewalt означает как власть, так и насилие. Греческое слово kratos стало корнем многих понятий, связанных с властью, в европейских языках. В латинском языке различались светская власть (auctoritas) и военная власть (imperium). Соответствующие лексемы романских языков происходят от латинского potentia — мощь, сила; испанское — poder; итальянское — potere или domino; французское — pouvoir; португальское — poderio и т.п. В своих главных значениях власть — это способность заставлять людей (или обстоятельства) совершать то, что иначе они бы не совершили.

Государству принадлежит особый тип власти — государственная власть, понятие многозначное, обладающее рядом признаков. Во-первых, это право и возможность государства и его органов распоряжаться жизнедеятельностью общества, его граждан и их объединений, направлять ее и контролировать, подчинять своей воле. Во-вторых, это сами действующие органы государства.
В-третьих, это обобщающее название лиц, облеченных высшими полномочиями.

Главная функция власти — властная деятельность. Она складывается из целой группы определяющих элементов, отражающих прежде всего два решающих процесса: во-первых, процесс выработки, обсуждения и принятия властных решений; во-вторых, динамичный многоплановый процесс проведения принятых решений в жизнь. Элементами властной деятельности являются: властная воля, властное решение, властные действия, властные акты, делегирование властных полномочий. Ниже мы в несколько измененном виде используем определения профессора В.Ф. Халипова применительно к теме нашего исследования.

Властная воля выступает как способность принимать решения, которые должны выполняться всеми, проводить мероприятия, которым должны подчиняться все. С властной волей генетически связано властное решение, т.е. вынесение постановления о чем-либо, по какому-нибудь вопросу. С властными решениями связаны властные действия, т.е. это, собственно, то, для чего власть социально бытийствует, ее конкретные проявления, отражающие и воплощающие ее миропонимание, политические интересы и социокультурные настроения. Властные акты можно определить как совокупность правовых актов в сфере обеспечения военной безопасности, воплощающих волю и решения властителей, проявления устремлений лиц и органов, облеченных властью. Делегирование властных полномочий — т.е. передача на время тех или иных полномочий власти другим лицам.

Таким образом, власть является важнейшей составляющей государства. К основным признакам власти относятся следующие факторы: наличие особой системы органов и учреждений, посредством которых осуществляются властные функции; правовой системы, закрепляющей определенную систему норм; цели, на достижение которых должны быть направлены усилия органов власти.

Довольно давно государственную власть стали называть «государственной машиной». Первоисточником этого выражения традиционно принято считать трактат «Левиафан» английского философа Томаса Гоббса, сравнивающего основные институты государства с элементами механизма или машины. Однако самого выражения «государственная машина» в самом труде Т. Гоббса нет. Оно появилось в устной и письменной речи в конце XVIII в., во многом благодаря немецкому писателю Иоганну Готфриду Гердеру, который часто использовал в своих сочинениях это выражение (Staatsmaschinerie) и производные от него — «административная машина», «военная машина» и т.д.

Под термином «административная машина» подразумевался комплекс государственных институтов и учреждений. Этот термин часто используется иронически, когда хотят сказать, что госучреждения действуют «бездушно». Вследствие этого термин «государственная машина» приобрел негативную коннотацию.

В силу этой или каких-то других причин все чаще и в научных работах, и в политических документах для описания многообразных политических и политологических явлений, связанных с властью, стал использоваться термин механизм, который не содержит никаких негативных коннотаций. При этом термин механизм используется сегодня в самых разных контекстах. Так, в Концепции общественной безопасности в Российской Федерации говорится о механизмах реализации Концепции. В Доктрине продовольственной безопасности Российской Федерации упоминаются механизмы и ресурсы обеспечения продовольственной безопасности Российской Федерации. В Стратегическом курсе Российской Федерации с государствами — участниками Содружества Независимых Государств сообщается о внутрироссийском механизме реализации стратегического курса в отношении СНГ. О необходимости реализации механизмов демографической политики Российской Федерации говорится, например, в Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 г. и т.д.

Не менее часто встречается это понятие и в научных работах. Профессор И.В. Радиков исследует военно-политический механизм обеспечения безопасности общества и государства. В поле зрения К.А. Феофанова находятся институциональные механизмы обеспечения безопасности цивилизационного развития России. По мысли А.Н. Фролова, государство располагает механизмами политического обеспечения снижения рисков и угроз национальной безопасности. В.А. Труханов рассматривает механизм формирования и реализации социальной политики российского государства. Г.С. Соболев рассуждает об опыте международного механизма урегулирования кризисов в контексте национальной военной стратегии Российской Федерации. Р.Ш. Нехай описывает механизм обеспечения военной безопасности региона и др. Однако перечисленные авторы не рассматривают понятие механизм как таковое — оно не является для них объектом самостоятельного анализа. Вследствие этого их исследования данного феномена носят фрагментарный характер и не складываются в целостную и стройную картину. Указанные выше ученые говорят, по сути, об одном и том же феномене, называя его по-разному: политический механизм, государственный механизм, механизм политического процесса и т.д. То есть в одних случаях акцент делается на принадлежности субъекту, в других — на деятельности. Такое положение приводит к тому, что понятие механизм применительно к власти и осуществлению властных полномочий так и остается нераскрытым.

Можно сказать, что понятие властный механизм является относительно новым для отечественной науки. Новое оно не в том смысле, что стало использоваться лишь недавно. В публицистическом и политическом дискурсе оно используется давно, однако должной научной разработки до сих пор еще не получило. Внимание различных исследователей к нему, как правило, обусловлено содержанием исследуемой ими проблемы. В связи с этим представляется необходимым изложить свое понимание феномена властного механизма.

Еще раз подчеркнем, что термин механизм заимствован политологией из технических наук, где под ним понимают «устройство для передачи и преобразования движений, представляющее собой систему элементов, в которой движение одного или нескольких элементов вызывает вполне определенные движения остальных элементов системы». В политической же науке данный термин используется для обозначения совокупности политических институтов, установлений и процедур, а также определяемых ими мер и действий, призванных определенным образом упорядочить жизнедеятельность общества или функционирование его отдельных структур, обеспечить решение назревших задач.

Таким образом, социальные механизмы представляют собой не столько физическое явление, сколько совокупность социальных институтов, прав и обязанностей, определяющих содержание и характер их деятельности. В этом — суть их онтологии как явления общественного бытия. Вследствие этого в социальном плане механизмов может быть так же много, как и задач, которые необходимо решать. Механизмы могут различаться как по признаку принадлежности уровню власти, так и по функциональному признаку. Основанием для квалификации механизмов могут быть и инструменты, благодаря которым достигаются социально значимые результаты. В этом случае говорят о правовом, военном, управленческом и т.д. механизмах.

Разумеется, при этимологическом рассмотрении само понятие механизм выглядит не очень привлекательно, ибо слова механизм, машина, машинность происходят от греческого mechos, что означает уловка, хитрость, махинация. Тем не менее любой механизм — чисто техническое, определенное средство и общий принцип организации и функционирования той или иной сферы. Социальный механизм может быть использован для решения любых, в том числе и абсолютно безнравственных задач. Главные критерии механизма — его работоспособность и чисто функциональная продуктивность.

Структуру любого властного механизма образуют политические институты, которые, в свою очередь, представляют собой совокупность организаций, связанных между собой сложной и порой противоречивой сетью субъект-объектных отношений; свод норм и правил, опосредующих эти отношения; идеи и базисные принципы, в соответствии с которыми организуется деятельность организаций и формируются нормы и правила этой деятельности.

Именно от структуры зависит функционирование механизма. Функционирование властного механизма осуществляется в условиях постоянно изменяющихся внутренних и внешних факторов. Властный механизм должен обладать определенной статикой, но должен быть способен и к динамике. Такова диалектика социального бытия любой политической структуры. При этом деятельности властного механизма предшествует определение цели, путей и способов движения к ней. Цель выступает системообразующим фактором. Она определяет состав и структуру властного механизма, характер и направленность его деятельности, регулирует связи между элементами структуры, интегрирует их в единую систему. В нашем случае целью является обеспечение военной безопасности Российской Федерации. Властный механизм обеспечения военной безопасности выстраивается для достижения именно этой цели, которая конкретизируется в ряде задач, зависящих от конкретной геополитической ситуации.

Любая деятельность теоретически и в идеале предполагает эффективность. Необходимым условием эффективной деятельности является адекватное видение реальной ситуации теми людьми, от которых зависит принятие властного решения. Результаты деятельности будут более значимыми, если они основаны на глубоком и систематическом изучении ситуации, понимании глубинных причин и тенденций ее изменения. И здесь не обойтись без комплексного применения методов социально-гуманитарных наук, которым в последнее время в нашей стране уделяется, к сожалению, все меньше внимания.

Важную сторону смыслового блока составляет информационная коммуникация властного механизма. Информационная коммуникация представляет собой совокупность информационной инфраструктуры, субъектов информационных отношений, информации, а также системы регулирования возникающих при этом общественных отношений. В условиях тотального внедрения новых информационных технологий и глобальной информатизации она качественно меняется и играет все возрастающую роль в общественной жизни, и в том числе — в деятельности властного механизма. Это обусловлено тем, что информация становится важнейшим ресурсом акторов власти.

Возможности оперативно получать обширную и детальную информацию о реально складывающейся обстановке значительно расширяют возможности лиц, принимающих решение, оперативно реагировать на ее изменения. Информационная коммуникация также является и инструментом политики. Она предоставляет руководителям в распоряжение информационно-технические системы, повышающие эффективность управленческой деятельности. Это могут быть компьютерные сети, системы навигации, средства разведки, автоматизированные системы управления силами и средствами и т.д.

Следовательно, резко расширяются возможности по сбору и обработке информации, необходимой для принятия управленческих решений, что дает возможность просчитывать различные варианты развития событий, выбирать из множества возможных решений наиболее оптимальные. Таким образом, информационная коммуникация обеспечивает сокращение сроков и повышение качества принимаемых решений, гибкость реагирования на изменение социально-политической обстановки и прогнозирование ее развития. Однако необходимо учитывать, что информационная коммуникация при этом становится целью и объектом деструктивного воздействия со стороны потенциального противника.

Информация и информационная инфраструктура становятся критическими компонентами, воздействие на которые способно вызвать крупномасштабные последствия, дезорганизовать военное управление, вызвать военные конфликты и локальные войны.
О самых разнообразных угрозах в этой области говорится в Доктрине информационной безопасности, Военной доктрине, Стратегии национальной безопасности.

Уяснив, что представляет собой властный механизм, каковы его составляющие и в чем заключается его сущность, мы можем перейти к более детальному рассмотрению властных механизмов обеспечения военной безопасности. И здесь сразу же следует уточнить, что властный механизм обеспечения военной безопасности, по сути, есть часть всеобщего государственного властного механизма, основу которого составляют институты государственной власти, отобранные по функциональному признаку — причастности к обеспечению военной безопасности государства. Ведь любая власть сама по себе является совокупностью определенных функций, а одной из характеристик любого механизма управления выступает функция, определяемая как вид управленческой деятельности по созданию, поддержанию и развитию условий для успешного решения задач.

Функции обеспечения военной безопасности осуществляются посредством взаимодействия государственных институтов, которые можно условно подразделить на две группы: 1) государственные институты, для которых функция обеспечения военной безопасности является основной; 2) институты государства, для которых функция обеспечения военной безопасности является дополнительной.

С содержательной стороны функции властного механизма обеспечения военной безопасности могут быть поняты как выявление, изучение, прогнозирование, предотвращение, нейтрализация, пресечение, отражение, устранение и уничтожение или ликвидация военных опасностей и угроз во всех видах их проявления.

Важнейшей функцией властного механизма является принятие решений по вопросам использования сил и средств обеспечения военной безопасности (в пределах своего ведения), а также определение критериев военной безопасности и их пороговых значений. Именно властный механизм государства вырабатывает комплекс мер по обеспечению военной безопасности во внутренней и внешней политике, в области непосредственной обороны, военно-научной, военно-технической, военно-экономической, пограничной, разведывательной и контрразведывательной деятельности в информационной, экологической и других сферах.

К функциям властного механизма относится поддержание на необходимом уровне военно-стратегических и мобилизационных ресурсов государства, т.е. прежде всего вооруженных сил и связанных с ними структур. Властный механизм государства определяет бюджетные ассигнования на финансирование деятельности по обеспечению военной безопасности, организует участие —
в соответствии с международными договорами и соглашениями — в мероприятиях по обеспечению военной безопасности за пределами государства. С помощью властного механизма происходит рассмотрение и принятие законов по вопросам ратификации и денонсации международных договоров в области военной безопасности, да и в целом осуществляются поддержка и расширение международного сотрудничества в военно-технической сфере.

Рассмотрим основные модели обеспечения военной безопасности. Любая модель — слепок реальности, а создаются модели для постижения социального бытия, причем порой при создании модели абстрагируются от несущественных черт явления. К моделям властного механизма обеспечения военной безопасности можно отнести: 1) модель обеспечения военной безопасности через политику нейтралитета (политика неучастия в военных союзах и блоках в мирное время); 2) модель, в основе которой находится активное геополитическим образом государство-лидер (с акцентом на его военно-политическую мощь); 3) модель с опорой на военный союз с сильным государством (соглашение государств с целью совместных действий для решения задач по обеспечению военной безопасности); 4) модель с опорой исключительно на свои собственные силы; 5) модель военно-стратегического паритета, т.е. равновесия в военной области, включая ядерные вооружения (состояние международных отношений, обеспечивающее равную вероятность победы в случае вооруженного конфликта для потенциально конфликтных сторон); 6) модель коллективной безопасности (система коллективных мер, применяемых государствами
с целью устранения угрозы миру, предотвращения агрессии);
7) модель стратегического сдерживания (возмездие противнику
в случае нанесения от него первого удара) и другие.

Необходимо подчеркнуть, что в реальной практической политике все эти выделенные модели применяются зачастую одновременно — их структурные элементы переплетаются друг с другом и взаимодействуют. Например, в истории Советского государства властный механизм обеспечения военной безопасности включал на разных этапах его истории и нейтралитет, и надежду лишь на собственные силы и ресурсы, и геополитическое лидерство, и стратегическое сдерживание наряду с геополитической архитектурой системы коллективной безопасности от агрессоров. Советское государство, начав свой славный исторический путь от положения страны-изгоя, окруженной кольцом враждебных государств, стало лидером мировой системы социализма, военной защитой которой была система Варшавского договора.

Обратимся к проблеме ресурсов власти. Сам термин происходит от французского слова ressource, т.е. вспомогательное средство. Ресурс — все, что используется определенным целевым образом. В том числе ресурсом могут быть все, что используется при целевой деятельности человека или людей, и сама деятельность. Ресурсы власти можно понимать как совокупность средств, использование которых обеспечивает субъекту власти достижение стоящих перед ним целей. С точки зрения системной теории, ресурсы власти — это «подсистема, которая содержит в себе скрытый потенциал динамического развития политической системы»; «потенциальные основания власти, т.е. средства, которые могут быть использованы, но еще не используются или используются частично».

В западной политологии наибольшее распространение получила классификация ресурсов власти, предложенная американским социологом, политологом, последователем Макса Вебера Амитаем Вернером Этциони (Вернер Фальк). Он выделил три группы ресурсов: 1) утилитарные; 2) принудительные; 3) нормативные. Согласно Этциони, утилитарные ресурсы — это материальные и социальные блага, связанные с повседневными интересами людей; принудительные ресурсы — это меры административного наказания, судебного преследования, силового принуждения; нормативные ресурсы включают средства воздействия на сознание человека, на формирование его убеждений, ценностных установок, на мотивацию его поведения.

В отечественной политологии наиболее распространенной является классификация ресурсов власти по сферам общественной жизни: экономические, социальные, культурно-информационные и политико-силовые. Эта классификация генетически связана с социально-философским подходом к рассмотрению социального бытия сквозь формы общественного сознания.

Экономические ресурсы можно понимать как совокупность материальных ценностей, необходимых для общественного производства и потребления: средства производства, земля, полезные ископаемые, продукты питания, деньги как их всеобщий эквивалент. Экономика не случайно рассматривалась в классическом марксизме как базис общества, хотя история показывает, что порой политическими, т.е. надстроечными средствами изменялся экономический строй общества. И порой это служило не историческому прогрессу, а являлось явлением исторически-регрессивным. Ярчайший пример — малопродуктивный и преступный во всех отношениях «бросок в капитализм», когда элементы социализма, более передовой общественно-экономической формации, были уничтожены диким капитализмом первоначального накопления. Все это не могло не сказаться самым печальным образом на деятельности власти по обеспечению военной безопасности.

Социальные ресурсы можно понимать как возможность понижать или повышать социальный статус человека, его место в социальной стратификации. Это возможность воздействовать на такие показатели, как должность, престиж, образование, медицинское обслуживание, социальное обеспечение, льготы и т.д. На безопасности страны катастрофическим образом отразился отток высококвалифицированных кадров из армии, военной науки, разведки за годы ельцинской эпохи.

Культурно-информационные ресурсы — это знания и информация, а также средства их производства и распространения: институты науки и образования, СМИ и др. Именно культурно-информационные ресурсы выступают мощной силой в современную эпоху. Недаром СМИ в ХХ столетии метко назвали «четвертой властью». Развитые страны мира, например Япония, тратят более 80% национального бюджета на образование и науку, прекрасно понимая, что таким образом они вкладываются в будущее нации.

Силовые ресурсы — это оружие и средства физического принуждения, а также специально подготовленные для их применения люди. Их ядро составляют армия, полиция, службы безопасности, суд и прокуратура с их вещественными атрибутами: зданиями, снаряжением, тюрьмами и т.п.

Классификаций может быть много, и выполнены они могут быть по разным основаниям. Ресурсы власти иногда делят на сырьевые, энергетические, финансовые, технологические, информационные, организационные, интеллектуальные и человеческие.

По нашему мнению, ни одна из представленных здесь классификаций ресурсов власти не свободна от методологических недостатков. Например, во всех нарушен логический закон деления понятий: ни в одной из рассмотренных классификаций нет единого основания классификации. В классификации, предложенной Этциони, утилитарные ресурсы — материальные и социальные блага, принудительные — меры наказания, а нормативные — средства воздействия на сознание. Очевидно, что это разносущностные понятия. Кроме того, суммы объемов видовых подмножеств не равны объемам родовых понятий, а члены классификаций являются пересекающимися множествами. Так, информационные ресурсы одновременно являются и социальными, и экономическими. Институты власти, отнесенные к силовому ресурсу, имеют непосредственное отношение к культуре и, следовательно, к культурно-информационному ресурсу. Хотя это можно объяснить диалектическими особенностями социального бытия, в котором все его явления тесно связаны, являя собой трудно расчленяемое на составные части единство.

Представляется, что будет более конструктивно и методологически правильно поделить ресурсы власти на три группы в соответствии с современными взглядами на общество как систему. Воспользуемся для этого подходом известного немецкого социолога Николаса Лумана, который представляет систему в виде совокупности: 1) структуры; 2) коммуникаций; 3) смыслов. В принципе, его подход соотносится с классическим представлением системы как совокупности элементов, связей и отношений.

В результате мы получили следующую классификацию ресурсов:

1-я группа (элементы или структура): природные; промышленные; демографические;

2-я группа (связи или коммуникации): экономические; политические;

3-я группа (отношения или смыслы): духовно-нравственные; интеллектуальные.

На основе этой типологии мы рассмотрим ресурсы власти, используемые для обеспечения военной безопасности.

Природные ресурсы чаще всего понимают как совокупность объектов и систем живой и неживой природы, компоненты природной среды, которые на данном этапе развития производительных сил могут быть использованы в качестве предметов потребления или средств производства. Сам человек — часть природных ресурсов как биосоциальное существо, но именно антропогенная деятельность человека поставила природу на грань уничтожения всего за 70 лет научно-технической революции. Природные ресурсы являются важной частью национального богатства страны и источником создания материальных благ и услуг. Природные ресурсы во многом предопределяют и социально-экономический потенциал страны, и эффективность общественного производства, и здоровье, и продолжительность жизни населения. В экономике есть даже понятие «проклятие ресурсов». Этим понятием обозначается явление, связанное с тем, что страны, обладающие значительными природными ресурсами, являются, как правило, менее экономически развитыми, нежели страны с небольшими их запасами или с запасами, которые отсутствуют вовсе. Разумеется, природные ресурсы на протяжении человеческой истории часто служили и сейчас могут являться причиной войны. Различные теоретические и эмпирические исследования показывают, что обладание природными ресурсами, особенно нефтью и газом, а также другими ресурсами, необходимыми для новых технологий, вызывает напряженность в тех регионах, которые ими богаты. И такая напряженность довольно часто перерастает в полномасштабную войну.

Что касается промышленных ресурсов, то важность экономики для развития и функционирования социума была доказана мыслителями прошлого, прежде всего К. Марксом. Видимо, для обозначения этого вида ресурса больше подошел бы термин инфраструктурные ресурсы, но он слишком непривычен — и мы употребили здесь более привычный и часто употребляемый термин промышленные ресурсы. Мы предлагаем трактовать этот термин в более широком смысле — как совокупность всех отраслей материального производства страны и существующей в стране инфраструктуры, т.е. комплекса отраслей национальной экономики и обеспечивающих ее функционирование условий: дороги, связь, транспорт и т.п. Это очень важный с точки зрения возможности как начала, так и предотвращения войны, ресурс.

Демографические ресурсы — население, занятое в общественном производстве, на военной службе, а также людские контингенты, которые могут быть дополнительно привлечены для пополнения вооруженных сил, отраслей экономики и формирований гражданской обороны. Людские ресурсы, которыми комплектуются вооруженные силы в мирное время, и подготовленные мобилизационные контингенты являются важным элементом военного потенциала, оказывающим непосредственное влияние на военное строительство, обусловливают количественный и качественный состав кадровых войск, а также возможности пополнения вооруженных сил и формирования новых частей и соединений.

Демографические ресурсы как источник рабочей силы для различных отраслей экономики, в том числе оборонных, составляют необходимый элемент военно-экономического потенциала. От численности и социальной структуры населения, его культурно-технического уровня и политико-морального состояния зависят возможности покрытия потребностей военного производства в кадрах, обеспечения высокой производительности труда и эффективности экономики. Для обеспечения сражающихся армий оружием, военной техникой и другими материальными средствами требуются огромные трудовые ресурсы.

Таким образом, вопросы обеспечения военной безопасности страны неотделимы от влияния демографических процессов. Старение и сокращение населения затрудняют решение экономических, социальных, геополитических задач, а значит, создают угрозы для военной безопасности страны. Проблема демографического кризиса в современной России с каждым годом становится все более актуальной и привлекает все большее внимание ученых, политиков и общественных деятелей.

К сожалению, можно констатировать, что наше государство вошло в стадию открытой депопуляции, т.е. естественный прирост населения сменился его убылью. Россия вошла в десятку государств с самым низким соотношением числа людей трудоспособного возраста и пенсионеров. За последние 10 лет — с 2007 по 2017 г. — ее население сократилось более чем на 1,5 млн человек. В 1996 г. население в России составляло 148,3 млн, а в 2013-м — 144,9 млн человек, и лишь после присоединения Крыма Российская Федерация на 1 января 2017 г. по оценке Росстата насчитывает 146 804 372 постоянных жителя. Наша страна занимает девятое место в мире по численности населения. По прогнозам Федеральной службы государственной статистики, до 2036 г. предполагается изменение численности населения страны в диапазоне от 138,36 млн человек при низкой рождаемости и низкой миграции до 153,58 млн человек в случае высокой рождаемости и миграции. Сложившаяся демографическая ситуация и наблюдаемые тенденции ее развития отражены в Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 г.

Экономические ресурсы власти в области обеспечения военной безопасности целесообразно определить как совокупность условий и факторов, которые способны основательно и своевременно обеспечивать как повседневные, так и будущие военно-экономические нужды в том количестве, которое необходимо для сохранения надлежащего уровня оборонной мощи и безопасности государства.

Экономическая составляющая занимает одну из основных позиций в укреплении военной безопасности страны. Прежде всего, уровень развития экономики страны обусловливает количественный и качественный состав вооруженных сил. Производством вооружения и военной техники экономические ресурсы власти воздействуют на планы строительства вооруженных сил и методы проведения войн. Состояние экономики в мирное время и ее прогнозируемые потенции в военное время играют роль либо сдерживающего, либо провоцирующего фактора войны. Для гарантирования военной безопасности государства очень важно адаптировать вооруженные силы и военную экономику к современным условиям и потребностям, заложить фундамент для военно-экономической базы, благодаря которой станут возможными подготовка и ведение современных войн нового типа.

Из информационных источников известно, что в 2016 г. Российская Федерация увеличила свои расходы на оборону на 5,9% по сравнению с 2015-м, и они составили порядка 69,2 млрд долл., в то время как Китай увеличил на 5,4% — до 215 млрд долл., — а лидером остались США с военными расходами в 611 млрд долл. По данным Стокгольмского международного института исследования проблем мира, в 2016 г. мировые военные расходы достигли
1686 млрд долл. Тенденции роста или снижения военных расходов значительно различаются между регионами. Расходы продолжали расти в Азии и Океании, Северной Африке, Центральной и Восточной Европе. Напротив, в Центральной Америке, странах Карибского бассейна, на Ближнем Востоке, в Южной Америке расходы сократились. Наибольшее сокращение военных расходов в 2016 г., в связи с уменьшением национальных доходов от нефти, было в Венесуэле (–56%), Южном Судане (–54%), Азербайджане (–36%), Ираке (–36%) и Саудовской Аравии (–30%).

Точного определения понятия военные расходы нет и быть не может. У каждой аналитической организации существуют своя собственная методология, различные источники, которые включают или не включают те или иные категории данных в военные расходы. Так, Стокгольмский институт исследования проблем мира старается включать в свою оценку все расходы, связанные с вооруженными силами и военной деятельностью, в том числе расходы на военизированные структуры, социальные пособия, оборонные исследования и разработки, военное строительство, а также военную помощь другим странам. При оценке военных расходов России Стокгольмский институт опирается в основном на официальные документы российского госбюджета, комбинируя различные бюджетные данные.

В 2018 г. пройдет первая за шесть лет индексация денежного довольствия военнослужащих, которая обойдется бюджету в
67 млрд руб., а в последующие два года индексация будет продолжена, дополнительные расходы бюджета на эти цели возрастут до 83,9 млрд и 148,4 млрд руб. Таким образом, повышение окладов военнослужащим в 2018–2020 гг. потребует от государства в общей сложности почти 300 млрд руб. По информации издания РБК, деньги на индексацию выделены из «президентского резерва», изначально зарезервированного в проекте бюджета в разделе «Национальная экономика» под «отдельные решения Президента».

В 2018 г. бюджет потратит на выплаты денежного довольствия военнослужащим и приравненным к ним по статусу лицам
2,27 трлн руб., что составляет 13,8% общих расходов бюджета, и это только в открытой части. Не подлежащая оценке расходов на выплаты военнослужащим часть проходит также по секретным статьям бюджета. К 2020 г. открытые расходы на выплаты довольствия военным должны достигнуть 2,39 трлн руб., или 13,9% всего бюджета.

Разумеется, рост военных расходов связан с уровнем потенциальных угроз, количество и уровень которых неуклонно возрастают, и с активизировавшейся геополитической активностью России в различных точках земного шара.

Геополитика неразрывно связана с политикой и ее инструментарием. Поэтому обратимся к проблеме собственно политических ресурсов. В общетеоретическом смысле политические ресурсы — это «потенциальные возможности, средства власти, которые она использует в процессе осуществления своих полномочий, функций». Политические ресурсы иногда трактуют и как «упорядоченные и мобилизованные возможности субъектов социально-политического взаимодействия, направленные на достижение определенных целей в публичной политике». При таком подходе политические ресурсы властного механизма обеспечения военной безопасности государства включают в себя и возможности институтов государственной власти по предотвращению войны и военных конфликтов, и той части гражданского общества, которая выступает за поддержание мира и принимает действенные меры к укреплению сотрудничества с другими народами и государствами, и возможности отдельных личностей, особенно деятелей искусства и науки.

Подчеркнем здесь, что понятие ресурсы власти нельзя подменять понятием политические ресурсы. Эти понятия не тождественны. Понятие ресурсы власти значительно больше по объему понятия политические ресурсы. Также эти понятия существенно отличаются в содержательном плане. В понятии ресурсы власти речь идет обо всех ресурсах, которыми располагает власть, а в понятии политические ресурсы — только о той их части, которая подпадает под определение политические. Понятие политические ресурсы включает и то, что называют нормативными ресурсами. Нормативные ресурсы власти в сфере военной безопасности государства обеспечивают законодательное функционирование военной организации государства, развитие военного строительства с учетом состояния и перспектив развития военно-политической обстановки.

Нормативные ресурсы можно охарактеризовать как средства, выраженные в форме акта компетентного органа государственной власти, которым устанавливаются, изменяются или отменяются нормы права. Любая норма — это определенный эталон, определение и правило. Это правило действует в определенной сфере человеческой деятельности и требует своего выполнения. Отсюда норма права является общеобязательным, формально определенным правилом поведения, которое гарантируется государством и в определенной мере отражает тот уровень свободы граждан и организаций, который достигнут в обществе. Это позволяет норме права выступать регулятором общественных отношений.

Первостепенными документами в этой области, наряду с Конституцией Российской Федерации, являются: Федеральный конституционный закон «О военном положении»; федеральные законы «Об обороне», «О Государственной границе Российской Федерации», «О мобилизационной подготовке и мобилизации в Российской Федерации», «О воинской обязанности и военной службе», «О статусе военнослужащих», «О противодействии терроризму». Кроме того, к ним следует отнести документы, утвержденные указами Президента Российской Федерации: Военную доктрину Российской Федерации, Стратегию национальной безопасности Российской Федерации и другие.

В российской науке довольно широко исследуется проблема духовно-нравственного потенциала личности, нравственного потенциала общества и практически нет исследований, посвященных духовно-нравственному ресурсу общества или отдельной личности. В советское время подобные исследования предпринимались в отношении личности, ориентированной в своем развитии на социалистический патриотизм. Мы же считаем целесообразным исходить в своем исследовании не от потенциала, т.е. возможного, а от ресурса, т.е. наличного, — того, чем располагает власть на момент оценки ситуации. Ресурс — понятие более широкое, нежели потенциал, которое инклюзивно включено в него, является его корнями. Духовно-нравственный ресурс же представляет собой совокупность уже реализованного и реализуемого здесь и сейчас духовно-нравственного потенциала населения страны.

Духовно-нравственный ресурс, с нашей точки зрения, есть совокупность ценностных ориентаций, установок, морально-нравственных убеждений и принципов, проявляющихся в повседневной практике и социальном взаимодействии социальных акторов.

Духовно-нравственный ресурс напрямую связан с менталитетом (от лат. mens или mentis — ум и лат. alis — другие), под которым, как правило, понимается устойчивая совокупность психических, интеллектуальных, эмоциональных и культурных особенностей, присущих той или иной этнической группе, нации, народности. Этот термин используется также для характеристики мировоззрения, образа мысли конкретного человека. Менталитет складывается на основе общего исторического, культурного, социального и экономического развития той или иной общности и во многом определяет поведение людей — носителей того или иного менталитета.

Понятие менталитета является весьма обширным и включает в себя взгляды, оценки, ценности, нормы поведения и морали, умонастроения, религиозную принадлежность и многие другие нюансы, характеризующие ту или иную группу населения страны. Менталитет не является неким инвариантом, присущим всему населению, характеризующим все население страны. Такой обобщающей, интегральной характеристикой, с нашей точки зрения, являются именно духовно-нравственный потенциал и его конкретное (континуальное) проявление — духовно-нравственный ресурс.

Духовно-нравственный ресурс, в отличие от большинства природных ресурсов, считается ресурсом восполняемым, ибо он способен транслироваться из поколения в поколение и изменяться под влиянием конкретных социально-экономических, политических, культурных условий посредством свода морально-нравственных норм и правил. Но существует опасность, что сумма разрушительных и негативных тенденций будет настолько велика, что сама национальная идентичность, как важнейший духовно-нравственный ресурс, будет подвержена угрозе аннигиляции. При переходе «точки невозврата» восстановление духовности будет невозможным. Это наглядно демонстрирует история некогда великих, но погибших государств и империй.

Духовно-нравственный ресурс страны во многом определяет отношение к ней других стран и народов. Зачастую он играет ключевую роль в решении вопросов войны и мира. Поэтому мы считаем духовно-нравственный ресурс государства если не основным, то одним из приоритетных, который находится в распоряжении государственной власти. Он является одновременно и источником, и результатом работы властного механизма, и должен одним из первых учитываться при решении вопроса обеспечения военной безопасности государства.

Не менее, а в современных условиях, может быть, и самым важным, является интеллектуальный ресурс. Мы согласны с трактовкой интеллектуального ресурса, предложенной академиком РАН А.И. Татаркиным. Он понимает под этим термином «систему отношений по поводу производства новых или обогащенных (обновленных) знаний и интеллектуальных способностей индивидуумов, коллективов и общества в целом обеспечивать устойчиво расширенное и сбалансированное воспроизводство национального богатства на интенсивной основе в интересах повышения качества жизни всего населения и сохранения целостности Российской Федерации».

Используя понятие интеллектуальный ресурс, часто подразумевают как знания, так и навыки, а также производственный опыт конкретных людей, включая нематериальные активы, т.е. разнообразные патенты, базы данных, программное обеспечение, товарные знаки и другую интеллектуальную собственность. Все эти ресурсы производительно используются в целях достижения научных, экономических, технических, эстетических и других социально значимых результатов. Интеллектуальный ресурс — категория национального богатства, которая является многосубъектной (индивида, коллектива, общества) и многофакторной. На нее оказывают влияние как внутрисубъектные (интересы и потребности человека, коллективов, общества) факторы, так и внешняя среда.

Содержательной основой интеллектуального ресурса является система социально-экономических отношений по поводу, во-первых, производства новых или обогащенных знаний; во-вторых, формирования интеллектуальных способностей общества, коллективов и индивидов обеспечивать устойчиво расширенное и сбалансированное воспроизводство национального богатства на интенсивной основе; в-третьих, повышения качества жизни всего населения и сохранения территориальной целостности Российской Федерации.

Интеллектуальный ресурс всегда и при всех условиях является категорией воспроизводства (расширенного или простого). И если Президент России в своем послании Федеральному Собранию ставит задачу «создать умную экономику», то без расширенного воспроизводства интеллектуального ресурса поставленную задачу просто не решить. И 1 декабря 2016 г. Президент подчеркнул: «Главные причины торможения экономики кроются прежде всего в наших внутренних проблемах. Прежде всего это дефицит инвестиционных ресурсов, современных технологий, профессиональных кадров, недостаточное развитие конкуренции, изъяны делового климата».

Интеллектуальный ресурс существует там и в таком объеме, где и в каком объеме он способен воспроизводиться на уровне индивидов, коллективов и всего общества. Там, где он может использоваться производительно или духовно в интересах материального и (или) духовного обогащения населения. Здесь речь идет и о совокупности научных исследований, экспериментов, испытаний, разработок, организационных и обеспечивающих мероприятий, позволяющих на практике осуществить научное обоснование основных направлений строительства вооруженных сил, оперативно-стратегическое обоснование создания и применения группировок войск и сил, формирование и реализацию требований к системам и образцам вооружения, военной техники, решать другие научно-практические задачи в интересах военной безопасности государства.

В России в целях обеспечения военной безопасности в рамках гособоронзаказа, в соответствии с планом научной работы ВУЗы силовых министерств и ведомств осуществляют военно-научное сопровождение всех научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Одновременно ведется активная работа по организации взаимодействия с государственными структурами — институтами Российской академии наук и учреждениями высшей школы, с общественными военно-научными объединениями.

Вопросы научного обоснования обеспечения военной безопасности исследуются Центром исследования проблем безопасности Российской академии наук, Российским институтом стратегических исследований, Военно-научным комитетом Вооруженных Сил Российской Федерации, Санкт-Петербургским государственным университетом, Северо-Западным институтом управления — филиалом РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, другими высшими учебными и научно-исследовательскими учреждениями.

К научным общественным организациям, фокусирующим свою деятельность по военной безопасности, мы можем отнести Институт стратегических оценок и анализа, Научно-исследовательский центр проблем национальной безопасности, Институт политического и военного анализа, Изборский клуб и др.

Поддержка научно-исследовательских работ по всем направлениям фундаментальной науки, включая работы по обеспечению безопасности государства, содействие повышению научной квалификации ученых, развитию научных контактов, в том числе поддержка международного научного сотрудничества, возложена на Российский фонд фундаментальных исследований — самоуправляемую государственную некоммерческую организацию, созданную в 1992 г. Фонд регулярно проводит конкурсы на получение грантов для выполнения российскими учеными фундаментальных научных исследований. Среди разновидности конкурсов можно выделить: инициативные научные проекты, организацию российских и международных научных мероприятий на территории России, издательские проекты, участие российских ученых в международных научных мероприятиях за рубежом, ориентированные фундаментальные исследования, аналитические обзоры. Но все эти разнообразные гранты и дотации распределяются не всегда для поддержки действительно работоспособных научных коллективов. В этом — главный порок грантовой системы поддержки науки в нашей стране.

Тем не менее есть ряд положительных моментов. Можно вспомнить Российский научный фонд, который был создан в целях финансовой и организационной поддержки фундаментальных и поисковых научных исследований, подготовки научных кадров, развития научных коллективов, занимающих лидирующие позиции в определенной области науки. Миссия Фонда заключается в выявлении наиболее перспективных и амбициозных научных проектов, наиболее эффективных и результативных ученых, способных сплотить вокруг себя коллектив единомышленников, воспитать молодое поколение российских исследователей, выполняющих исследования на самом высоком мировом уровне.

Минобороны России совместно с Минпромторгом и Миноборнауки, государственными корпорациями «Росатом» и «Роснано» разработаны меры, обеспечивающие повышение эффективности совместной работы научных и образовательных организаций в интересах создания перспективного вооружения и военной техники. Формируется система уполномоченных организаций, осуществляющих сбор и обработку передачи информации по результатам исследований и разработок. При Министерстве обороны России функционирует Система перспективных военных исследований и разработок, решающая следующие задачи: организация научной деятельности и технологического сопровождения инновационных исследований и разработок в области обороны; мониторинг и анализ мировой научной деятельности и разработок для предотвращения внезапного появления средств, способных представлять угрозу военной безопасности России; создание условий конкуренции при продвижении и использовании научных идей и разработок; создание банка идей, инноваций и перспективных технологий и разработок, которые могут быть использованы для обеспечения безопасности государства.

Отсюда становится понятно, что обеспечить военную безопасность страны можно не только через заботу об усилении мощи государства, о том, чтобы иметь патриотическую идеологию, сильную армию, оснащенную современным оружием и боевой техникой, войска, обученные науке и искусству ведения современной войны, но прежде всего — через проведение умелой, грамотной, учитывающей многие нюансы дипломатической работы, через формирование системы сдержек и противовесов во внутриполитической системе государства, через развитие институтов гражданского общества и усиление их взаимодействия с органами власти, а не противостояния и противоборства с ними.

Можно сделать следующие выводы. Любое современное государство, в том числе и Россия, для обеспечения военной безопасности как экзистенциального качества своего социального бытия должно создать действенный властный механизм. Властный механизм является инструментом, с помощью которого субъект власти способствует достижению необходимой цели. Такой властный механизм целесообразно рассматривать прежде всего как совокупность определенных государственных институтов. Эффективность деятельности властного механизма по обеспечению военной безопасности напрямую зависит от уровня взаимодействия институтов государственной власти и институтов гражданского общества.

Властный механизм является частью системы государственного управления. В состав этой обширной системы входят не только институты государственной власти и гражданского общества, но и каналы коммуникации между ними, в том числе и информационные. Эти коммуникационные каналы конструируются и формируются в соответствии с принимаемыми нормативными правовыми актами государственного и регионального уровня.

Деятельность институтов по обеспечению военной безопасности должна быть направлена на нивелирование внешних и внутренних угроз начала военных действий, прежде всего — глобальных, могущих привести к мировому пожару. Деятельность такого властного механизма должна осуществляться при четко сформулированных целях, задачах и принципах обеспечения военной безопасности. Такая деятельность должна протекать с использованием специальных процедур и всех имеющихся в распоряжении власти необходимых ресурсов.

1. Al'gin A.P. Risk: suschnost', funkcii, determinaciya, raznovidnosti, metody ocenki (social'no-filosofskiy analiz): dis. ... dokt. filos. nauk: 09.00.01 / Al'gin Anatoliy Petrovich. - M., 1990. - 401 s.

2. Amin S. Virus liberalizma: permanentnaya voyna i globalizaciya mira. - M.: Evropa, 2007. - 161 s.

3. Antologiya mirovoy filosofii: v 4-h t. T. 3. - M.: Mysl', 1970. - 776 s.

4. Arbatov A.G. Uravnenie bezopasnosti. - M.: RODP «Yabloko», 2010. - 296 s.

5. Aristotel'. Politika Aristotelya. - SPb.: tip. M.A. Aleksand-rova, 1911. - 466 s.

6. Atamanov G.A. Azbuka bezopasnosti. Opredeleniya ponyatiy «opasnost'» i «bezopasnost'» // Zaschita informacii. Insayd. - 2012. - № 5. - S. 8-14.

7. Atamanov G.A. Azbuka bezopasnosti. Ishodnye ponyatiya teorii bezopasnosti i ih opredeleniya // Zaschita informacii. Insayd. - 2012. - № 4. - S. 16-21.

8. Atamanov G.A. Dialektika bezopasnosti // Nacional'naya bezopasnost' Rossii v perspektivah sovremennogo razvitiya. - Saratov: Nauchnaya kniga, 2005. - S. 21-27.

9. Atamanov G.A. Informacionnaya bezopasnost' v sovremennom rossiyskom obschestve (social'no-filosofskiy aspekt): dis. ... kand. filos. nauk: 09.00.11 / Atamanov Gennadiy Al'bertovich. - Volgo-grad, 2006. - 168 s.

10. Atamanchuk G.V. Teoriya gosudarstvennogo upravleniya: kurs lek-ciy. - M.: Izd-vo yuridicheskoy literatury, 1997. - 400 s.

11. Balashov A.I. Voennyy potencial i ekonomicheskie ogranicheniya rossiyskoy armii // Nacional'nye interesy: prioritety i bezopas-nost'. - 2015. - № 34 (319). - S. 46-55.

12. Balashov A.I. Rossiyskaya armiya: smena modeli // Mir Rossii: Sociologiya, etnologiya. - 2014. - T. 23. - № 4. - S. 148-177.

13. Baranov S.V. Grazhdanskiy kontrol' silovyh struktur // Na-uchno-analiticheskiy zhurnal «Obozrevatel' - Observer». - 2007. - № 8. - S. 51-55.

14. Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1994. - № 6. - S. 108-114.

15. Belov P.G. Sistemnye osnovy obespecheniya nacional'noy bezopasnosti Rossii // Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1994. - № 6. - S. 88-92.

16. Bel'kov O.A. O koncepcii voennoy bezopasnosti // Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1993. - № 4. - S. 11-14.

17. Bel'kov O.A. Ponyatiyno-kategorial'nyy apparat koncepcii na-cional'noy bezopasnosti // Bezopasnost'. Informacionnyy sbor-nik. - 1994. - № 3 (19). - S. 91-94.

18. Best D. Voyna i pravo posle 1945 g. - M.: Mysl', 2010. - 676 s.

19. Bzhezinskiy Z.K. Velikaya shahmatnaya doska. - M.: Mezhdunarod-nye otnosheniya, 2010. - 256 s.

20. Bogdanov S.A. Evolyuciya form i sposobov vedeniya vooruzhennoy bor'by v setecentricheskih usloviyah // Voennaya mysl'. - 2011. - № 2. - S. 49-58.

21. Bol'shoy enciklopedicheskiy slovar'. - M.: Bol'shaya Rossiyskaya enciklopediya, 2000. - 1456 s.

22. Bocharnikov I.V. Nacional'no-gosudarstvennaya politika Rossii v dorevolyucionnyy period // Chelovecheskiy kapital. - 2017. - № 1 (97). - S. 6-10.

23. Bocharnikov I.V. Neyadernoe sderzhivanie kak faktor obespecheniya bezopasnosti i suvereniteta Rossii v sovremennyh usloviyah // Trendy i upravlenie. - 2015. - № 2. - S. 120-128.

24. Bocharnikov I.V. Podvig sovetskogo naroda v Velikoy Otechestvennoy voyne kak vysshee proyavlenie patriotizma i sluzheniya Otechestvu // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: Istoriya i politicheskie nauki. - 2015. - № 2. - S. 72-86.

25. Bocharnikov I.V. Pravyy ekstremizm v sovremennom evropeyskom prostranstve // Diplomaticheskaya sluzhba. - 2017. - № 4. - S. 69-78.

26. Bocharnikov I.V. Sovremennye koncepcii voyn i praktika voennogo stroitel'stva. - M.: Ekon-inform, 2013. - 144 s.

27. Bocharnikov I.V. Social'nye mehanizmy upravleniya ustoychivym razvitiem rossiyskoy sistemy obrazovaniya // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo gumanitarno-ekonomicheskogo institu-ta. - 2013. - № 1 (13). - S. 71-75.

28. Vasil'ev A.A. Pravovaya doktrina kak istochnik prava: istoriko-teoreticheskie voprosy: dis. … kand. yurid. nauk: 12.00.01 / Vasil'ev Anton Aleksandrovich. - Barnaul, 2007. - 192 s.

29. Veber M. Izbrannye proizvedeniya. - M.: Progress, 1990. - 808 s.

30. Voennaya enciklopediya / predsedatel' glavnoy redakcionnoy komissii S.B. Ivanov i dr. - M.: Voenizdat, 2002. T. 6. - 639 s.

31. Voroncov S.A., Shteynbuh A.G. O neobhodimosti sovershenstvovaniya podhodov k obespecheniyu nacional'noy bezopasnosti Rossii v informacionnoy sfere // Nauka i obrazovanie: hozyaystvo i ekonomika; predprinimatel'stvo; pravo i upravlenie. - 2015. - № 9 (64). - S. 100-108.

32. Galumov E.A. Mezhdunarodnyy imidzh sovremennoy Rossii: politologicheskiy analiz: avtoref. dis. … dokt. polit. nauk: 23.00.04 / Galumov Erast Aleksandrovich. - M., 2004. - 52 s.

33. Gacko M.F. Grazhdanskiy kontrol' nad Vooruzhennymi Silami RF // Nauchno-analiticheskiy zhurnal «Obozrevatel' - Observer». - 2007. - № 1. - S. 14-21.

34. Gacko M.F. Pravovoe obespechenie voennoy bezopasnosti Rossii (teoretiko-pravovoe issledovanie). - M.: izd-vo MGU, 2006. - 343 s.

35. Gegel' G.V.F. Filosofiya prava. - M.: Mysl', 1990. - 524 s.

36. Gegel' G.V.F. Filosofiya religii: V 2-h t. T. 2. - M.: Mysl', 1977. - 573 s.

37. Geopolitika. Hrestomatiya / sost. B.A. Isaev. - SPb.: Piter, 2007. - 512 s.

38. Gerodot. Istoriya (v 9 knigah). - L.: Nauka, 1972.

39. Gobbs T. Leviafan, ili Materiya, forma i vlast' gosudarstva cerkovnogo i grazhdanskogo // Soch. v 2-h t. T. 2. - M.: Mysl', 1991. - 731 s.

40. Goldgeyr D.M. Cel' i sredstva. Politika SShA v otnoshenii Rossii posle «holodnoy voyny». - M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2009. - 519 s.

41. Goncharov V.I. Sovremennyy etap obespecheniya voennoy bezopasnosti v Evrope: dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.04 / Goncharov Vitaliy Igorevich. - M., 2013. - 211 s.

42. Gorohov P.A. Pravovoy nigilizm gosudarstvennyh struktur Ros-sii kak problema filosofii prava // Chelovek: prestuplenie i nakaza-nie. - 2017. - № 3. - S. 340-346.

43. Gorohov P.A., Batezhenko V.V. Fenomen perestroyki chetvert' veka spustya // Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2010. - № 7. - S. 51-56.

44. Grazhdanskoe obschestvo i problemy bezopasnosti Rossii (materialy «kruglogo stola») // Voprosy filosofii. - 1995. - № 2. - S. 18-36.

45. Gramshi A. Tyuremnye tetradi. V 3-h ch. Ch. 1. - M.: Izd-vo politicheskoy literatury, 1991. - 564 s.

46. Grebenik V.V. Obespechenie vzaimosvyazi ekonomicheskoy i vo-ennoy bezopasnosti Rossii v formiruyuscheysya paradigme teorii bezopasnosti yadernyh gosudarstv: dis. ... dokt. ekon. nauk: 08.00.05 / Grebenik Viktor Vasil'evich. - M., 2013. - 408 s.

47. Gulyga A.V. Nemeckaya klassicheskaya filosofiya. - M.: Mysl', 2001. - 332 s.

48. Guseva O.G. Evolyuciya vzglyadov voennyh mysliteley Rossii na voynu kak obschestvennoe yavlenie: poslednyaya chetvert' XIX - pervaya chetvert' XX veka: dis. ... kand. ist. nauk: 07.00.02 / Guseva Ol'ga Gennad'evna. - M., 2003. - 210 s.

49. Davtyan D.V. Grazhdanskiy kontrol' kak mehanizm obratnoy svyazi v processe vzaimodeystviya vlasti i obschestva // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. - 2012. - № 7-2. - S. 52-54.

50. Dal' V.I. Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka. Sovremennoe napisanie: v 4-h t. - M.: Ripol Klassik, 2006. - 2750 s.

51. Damaskin O.V. Rossiya v sovremennom mire: problemy mezhduna-rodnoy i nacional'noy bezopasnosti. - M.: Pogranichnaya akademiya FSB Rossii, 2016. - 432 s.

52. Dobren'kov V.I. Voyna i bezopasnost' Rossii v XXI veke. - M.: Akademicheskiy Proekt, 2011. - 217 s.

53. Zolotarev V.A. Voennaya bezopasnost' Gosudarstva Rossiysko-go. - M.: Kuchkovo Pole, 2001. - 540 s.

54. Kazakov N.D. Sinergetika i bezopasnost'. Poisk netradici-onnogo dialoga // Samoorganizaciya i nauka: opyt filosofskogo os-mysleniya. -1994. - S. 246-247.

55. Karamzin N.M. Istoriya gosudarstva Rossiyskogo: v 6 kn. / v 12 avtorskih tomah N.M. Karamzina, po 2 toma v odnoy knige / Kniga 2. Toma 3-4. - M.: Knizhnyy sad, 1993. - 336 s.

56. Klark R.A. Tret'ya mirovaya voyna: kakoy ona budet? Vysokie teh-nologii na sluzhbe militarizma. - SPb.: Piter, 2011. - 337 s.

57. Klark U.K. Kak pobedit' v sovremennoy voyne. - M.: Al'pina biznes buks, 2004. - 240 s.

58. Klauzevic K. O voyne. - M.: Gosvoenizdat, 1933. - 692 s.

59. Knyaz'kin S.A. Institut Upolnomochennogo po pravam cheloveka v mezhdunarodnom i vnutrigosudarstvennom mehanizme zaschity prav cheloveka: dis. ... kand. yurid. nauk: 12.00.10 / Knyaz'kin Sergey Aleksandrovich. - Kazan', 2000. - 206 s.

60. Kovalev A.A. Analiz variantov formirovaniya sistemy mezhduna-rodnoy bezopasnosti v epohu civilizacionnogo protivostoyaniya // Na-cional'nye interesy: prioritety i bezopasnost'. - 2017. - T. 13. - № 12. - S. 2349-2362.

61. Kovalev A.A. Vlastnye mehanizmy obespecheniya voennoy bezopas-nosti Rossiyskoy Federacii: dis. … kand. polit. nauk: 23.00.02 / Kovalev Andrey Andreevich. - SPb., 2015. - 196 s.

62. Kovalev A.A. Voprosy voennoy bezopasnosti v programmah parlamentskih partiy na vyborah v Gosudarstvennuyu Dumu VII sozyva // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2016. - № 11. - S. 39-49.

63. Kovalev A.A. Grazhdanskoe obschestvo Rossii i ukreplenie vo-ennoy bezopasnosti v epohu protivostoyaniya civilizaciy // Uprav-lencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 9. - S. 18-28.

64. Kovalev A.A. Informacionnaya politika i voennaya bezopasnost' Rossii v epohu protivostoyaniya civilizaciy: teoretiko-metodologicheskie aspekty problemy. - SPb.: Konovalov A.M., 2016. - 193 s.

65. Kovalev A.A. Nekotorye voprosy obespecheniya bezopasnosti pri provedenii v zhizn' reformy silovyh institutov vlasti // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2016. - № 10. - S. 126-134.

66. Kovalev A.A. Uchastie Nacional'noy gvardii Rossii v obes-pechenii voennoy bezopasnosti // Upravlencheskoe konsul'tirova-nie. - 2016. - № 9. - S. 52-59.

67. Kovalev A.A., Balashov A.I. Rol' sovetskoy elity v obespechenii bezopasnosti gosudarstva: istoriko-politicheskiy aspekt // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 7. - S. 20-24.

68. Kovalev A.A., Kudaykin E.I. Vzaimosvyaz' nacional'noy bezopasnosti i strategii gosudarstvennogo razvitiya Rossii // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 4. - S. 39-46.

69. Kovalev A.A., Mrochko V.L. Geopoliticheskiy imidzh voennogo sta-tusa Rossii // Vlast'. - 2017. - № 2. - S. 64-68.

70. Kovalenko M.P. Strategiya obespecheniya nacional'noy bezopasnosti sovremennoy Rossii: mehanizmy protivodeystviya vyzovam i ugrozam: dis. ... kand. filos. nauk: 09.00.11 / Kovalenko Mihail Pavlovich. - Rostov n/D., 2008. - 177 s.

71. Kokoshin A.A. Politiko-voennye i voenno-strategicheskie problemy nacional'noy bezopasnosti Rossii i mezhdunarodnoy bezopasnosti. - M.: Izd. dom Vysshey shkoly ekonomiki, 2013. - 260 s.

72. Korshunov A.V. Politika nacional'noy bezopasnosti kak vazhneyshiy faktor obespecheniya duhovnoy bezopasnosti Rossii // Gu-manitariy Yuga Rossii. - 2012. - № 2. - S. 210-217.

73. Kosov Yu.V. Informacionnaya bezopasnost' i mezhdunarodnoe pravo // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2016. - № 3 (87). - S. 209-211.

74. Kosov Yu.V., Vovenda Yu.V. Geopoliticheskie koncepcii informa-cionnogo protivoborstva v rossiyskoy obschestvennoy mysli // Uprav-lencheskoe konsul'tirovanie. - 2015. - № 10 (82). - S. 95-100.

75. Kosov Yu.V., Levkin I.M. Problemy informacionnogo obespeche-niya politicheskogo upravleniya v obschestve znaniy // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 9 (105). - S. 105-116.

76. Kosov Yu.V., Toropygin A.V. Tri konferencii mira: tradicii i sovremennost' // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2007. - № 3 (27). - S. 214-221.

77. Kosov Yu.V., Fokina V.V. Politicheskaya regionalistika. - SPb.: Piter, 2009. - 192 s.

78. Krevel'd M.V. Transformaciya voyny. - M.: Al'pina biznes buks, 2005. - 344 s.

79. Krivosheev S.A. Setevaya voyna. Religioznyy faktor. - Troick: Trovant, 2013. - 210 s.

80. Kudashkin A.V. Voennaya sluzhba v Rossiyskoy Federacii: teoriya i praktika pravovogo regulirovaniya. - SPb.: Yuridicheskiy centr Press, 2003. - 574 s.

81. Kul'tura konflikta vo vzaimodeystvii vlasti i grazhdanskogo obschestva kak faktor modernizacii Rossii: sb. statey. - M.: Klyuch-S, 2012. - 352 s.

82. Kun T. Struktura nauchnyh revolyuciy. - M.: AST, 2009. - 310 s.

83. Kucheryavyy M.M. K ponimaniyu politiki modernizacii nacio-nal'noy bezopasnosti // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2015. - № 11 (83). - S. 19-32.

84. Kucheryavyy M.M. Nacional'naya bezopasnost' v sovremennyh mezhdunarodnyh otnosheniyah: informacionno-politicheskie aspekty. - SPb.: IPC SZIU RANHIGS, 2014. - 224 s.

85. Kucheryavyy M.M. Obespechenie nacional'noy bezopasnosti Rossiyskoy Federacii v aspekte global'nyh politicheskih processov sovremennogo mira // Vlast'. - 2014. - № 2. - S. 105-109.

86. Kucheryavyy M.M. Rol' informacionnoy sostavlyayuschey v sisteme politiki obespecheniya nacional'noy bezopasnosti Rossiyskoy Federacii // Izvestiya Rossiyskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A.I. Gercena. - 2014. - № 164. - S. 155-163.

87. Lazarev I.A. Teoriya bezopasnosti, ee sostoyanie i perspektivy razvitiya // Sovremennye problemy nacional'no-gosudarstvennoy i mezhdunarodnoy bezopasnosti. - 1992. - S. 10-16.

88. Lenin V.I. Polnoe sobranie sochineniy. T. 26. - M.: Polit-izdat, 1969. - 591 s.

89. Leskov M.A. O roli i znachenii social'nogo modelirovaniya v razrabotke koncepcii bezopasnosti Rossii // Bezopasnost'. - 1993. - № 11-12. - S. 38-43.

90. Liddel Gart B. G. Strategiya nepryamyh deystviy. - M., SPb: AST; Terra Fantastika, 2003. - 656 s.

91. Lihtin A.A., Kovalev A.A. Teoreticheskie aspekty ponyatiya «in-formacionnaya politika» i osobennosti ee realizacii v sovremennoy rossiyskoy obschestvenno-politicheskoy real'nosti // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 1 (97). - S. 29-36.

92. Loginov A.V. Resursy vlasti kak podsistemnyy institut: analiz s poziciy teorii politicheskogo cikla i sistemnoy teorii orga-nicheskogo tipa // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. - 2013. - № 6 (32) v 2-h ch. Ch. I. - S. 107-110.

93. Lomonosov M.V. Polnoe sobranie sochineniy. T. 8. - M.; L., 1954. - 592 s.

94. Luman N. Obschestvo kak social'naya sistema. - M.: Logos, 2004. - 232 s.

95. Lyutkene G.V. Sovremennye koncepcii voyny: filosofsko-politologicheskiy analiz: dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.01 / Lyutkene Galina Viktorovna. - M., 2011. - 175 s.

96. Lyuttvak E.N. Strategiya. Logika voyny i mira. - M.: Universitet Dmitriya Pozharskogo, 2012. - 392 s.

97. Maksakovskiy V.P. Geograficheskaya kartina mira. Kniga 2. Regional'naya harakteristika mira. - M.: Drofa, 2009. - 480 s.

98. Manilov V.L. Ugrozy nacional'noy bezopasnosti Rossii // Voennaya mysl'. - 1996. - № 1. - S. 7-18.

99. Marks K., Engel's F. Feyerbah. Protivopolozhnost' materiali-sticheskogo i idealisticheskogo ponimaniya istorii // Izbrannye proizvedeniya v 3-h t. T. 1. - M.: Izd-vo politicheskoy literatury, 1980. - S. 2-43.

100. Messner E.E. Vsemirnaya myatezhevoyna. - M.: Kuchkovo Pole, 2004. -512 s.

101. Mizes L. Vsemoguschee pravitel'stvo. Total'noe gosudarstvo i total'naya voyna. - Chelyabinsk: Socium, 2006. - 466 s.

102. Mindell A. Sidya v ogne. Preobrazovanie bol'shih grupp cherez konflikt i raznoobrazie. - M.: AST, 2004. - 336 s.

103. Molchanovskiy V.F. Bezopasnost' - atribut social'noy sis-temy // Social'no-politicheskie aspekty obespecheniya gosudarstvennoy bezopasnosti v sovremennyh usloviyah: sb. statey. - 1994. - S. 104-111.

104. Montesk'e Sh. Izbrannye proizvedeniya. V 2-h t. - M.: Gospolitizdat, 1955. - 799 c.

105. Morozova E.A. Resursy politicheskoy vlasti: institucional'-nyy analiz: avtoref. dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.02 / Morozova Elizaveta Aleksandrovna. - Rostov n/D., 2010. - 19 s.

106. Nay D.S. Buduschee vlasti. - M.: AST, 2014. - 448 s.

107. Nehay R.Sh. Sistema obespecheniya voennoy bezopasnosti regiona Rossiyskoy Federacii: problema funkcionirovaniya i sovershenstvovaniya: dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.01 / Nehay Ruslan Shamsudinovich. - SPb., 2006. - 202 s.

108. Nisnevich Yu.A. Grazhdanskiy kontrol' kak mehanizm protivodey-stviya korrupcii: problemy realizacii v Rossii // Polis. - 2011. - № 1. - S. 165-176.

109. Novaya filosofskaya enciklopediya: v 4-h t. T. 3. - M.: Mysl', 2010. - 692 s.

110. Obschestvo, vlast' i analitika. Sbornik statey i dokladov (po materialam obschestvennyh slushaniy Komissii Obschestvennoy palaty Rossiyskoy Federacii) po problemam nacional'noy bezopasnosti i social'no-ekonomicheskim usloviyam zhizni voennosluzhaschih, chlenov ih semey i veteranov / pod obsch. red. A.N. Kan'shina. - M.: MGTU im. N.E. Baumana, 2013. - 166 c.

111. Ovchinnikov N.F. Struktura // Filosofskaya enciklopediya. T. 5. - M.: Sovetskaya enciklopediya, 1970. - 742 s.

112. Osnovy ekonomicheskoy bezopasnosti (gosudarstvo, region, predpriyatie, lichnost') / pod red. E.A. Oleynikova. - M.: ZAO «Biz-nes-shkola “Intel-Sintez”», 1997. - 288 s.

113. Pavlenko S.Z. Filosofiya bezopasnosti strany: poisk novyh podhodov // Social'no-politicheskie aspekty obespecheniya gosudarstvennoy bezopasnosti v sovremennyh usloviyah: sb. statey. - 1994. - S. 133-134.

114. Peven' L.V. Demokraticheskiy grazhdanskiy kontrol' nad vooru-zhennymi silami: teoriya i praktika grazhdansko-voennyh otnoshe-niy. - M.: izd-vo RAGS, 2008. - 234 s.

115. Pestel' P.I. O russkoy armii // Rossiyskiy voennyy sbor-nik.- M.: Gumanitarnaya akademiya Vooruzhennyh Sil Rossiyskoy Federacii, 1992. - 184 s.

116. Platon. Dialogi. - M.: Mysl', 1986. - 607 s.

117. Platon. Sobranie sochineniy: v 4-h t. T. 2. / obsch. red. A.F. Loseva, V.F. Asmusa, A.A. Taho-Godi. - M.: Mysl', 1993. - 528 s.

118. Polikarpov V.S. Filosofiya bezopasnosti. - SPb.; Rostov n/D.; Taganrog: izd-vo TRTU, 2001. - 108 s.

119. Polterovich V.M., Popov V.V., Tonis A.S. Mehanizmy «resursno-go proklyatiya» i ekonomicheskaya politika // Voprosy ekonomiki. - 2007. - № 6. - S. 4-27.

120. Prohozhev A.A. Nacional'naya bezopasnost': k edinomu ponima-niyu suti i terminov // Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1995. - № 9. - S. 11-17.

121. Radikov I.V. Arhitektura bezopasnosti v sisteme mezhdunarod-nyh otnosheniy: evolyuciya i perspektivy obnovleniya // Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. - 2010. - T. 6. - № 4. - S. 229-248.

122. Radikov I.V. Bezopasnost' kak cennostnyy imperativ mirovoy politiki // Universal'nye cennosti v mirovoy i vneshney politike / pod red. P.A. Cygankova. - M.: izd-vo MGU, 2012. - S. 51-59.

123. Radikov I.V. Bezopasnost' cheloveka: real'nost' ili fikciya? // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 12: Politicheskie nauki. - 2010. - № 4. - S. 5-11.

124. Radikov I.V. Voennaya bezopasnost' obschestva i gosudarstva: politologicheskiy analiz: dis. ... dokt. polit. nauk: 23.00.01 / Radikov Ivan Vladimirovich. - SPb., 2000. - 408 s.

125. Radikov I.V. Voyna v XXI veke i novaya semantika Voennoy dok-triny Rossii // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridiche-skie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. - 2015. - № 5-1 (55). - S. 150-153.

126. Radikov I.V. Dispersiya sovremennoy arhitektury bezopasnosti v ATR: global'nye tendencii i regional'nye osobennosti // Social'-nye i gumanitarnye nauki na Dal'nem Vostoke. - 2011. - № 2 (30). - S. 10-19.

127. Radikov I.V. Narastanie voenno-politicheskoy napryazhennosti v usloviyah global'noy slabosti mezhdunarodnyh institutov i «vyrozhdeniya» voyny // Gosudarstvennoe i municipal'noe upravle-nie. Uchenye zapiski SKAGS. - 2015. - № 3. - S. 27-39.

128. Radikov I.V. Nacional'naya bezopasnost' kak glavnyy nacional'nyy proekt Rossii: tipichnye problemy realizacii // Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. - 2007. - T. 3. - № 1. - S. 64-82.

129. Radikov I.V. Neterpimost' i ksenofobiya kak ugroza stabil'-nosti i bezopasnosti Rossii // Obschestvo. Sreda. Razvitie. - 2011. - № 1 (18). - S. 90-94.

130. Radikov I.V. Novaya suschnost' voyny v XXI veke i ee otrazhenie v voennoy doktrine Rossiyskoy Federacii // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 6: Filosofiya. Kul'turologiya. Politologiya. Pravo. Mezhdunarodnye otnosheniya. - 2015. - № 2. - S. 39-51.

131. Radikov I.V. O transformacii voennoy politiki postsovetskoy Rossii. Ch. 1 // Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. - 2009. - T. 5. - № 1. - S. 56-71.

132. Radikov I.V. O transformacii voennoy politiki postsovetskoy Rossii. Ch. 2 // Politicheskaya ekspertiza: POLITEKS. - 2009. - T. 5. - № 2. - S. 163-178.

133. Radikov I.V. Oslablenie gosudarstvennosti kak ugroza nacio-nal'noy bezopasnosti i mezhdunarodnomu pravoporyadku // Politiche-skaya ekspertiza: POLITEKS. - 2013. - T. 9. - № 4. - S. 19-31.

134. Radikov I.V. Politicheskiy strah kak faktor sovremennoy poli-tiki // Vlast'. - 2017. - T. 25. - № 4. - S. 43-49.

135. Radikov I.V. Politicheskoe doverie dlya vlasti: resurs razvitiya ili problema? // Nauka i obrazovanie: hozyaystvo i ekonomika; predprinimatel'stvo; pravo i upravlenie. - 2016. - № 4 (71). - S. 130-134.

136. Radikov I.V. Resursy i potencial rossiyskogo vliyaniya na sistemu mezhdunarodnoy bezopasnosti // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 6: Filosofiya. Kul'turologiya. Politologiya. Pravo. Mezhdunarodnye otnosheniya. - 2013. - № 3. - S. 66-73.

137. Radikov I.V. Cennostnyy podhod v processe formirovaniya ob-schey povestki dnya mezhdunarodnoy bezopasnosti // Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 12: Politicheskie nauki. - 2012. - № 3. - S. 41-45.

138. Rogozin O.K. Mezhdunarodnaya bezopasnost' i oboronosposob-nost' gosudarstv (ponyatiya, opredeleniya, terminy). - M.: TOO «Interstamo», 1998. - 485 s.

139. Rol' tehnologiy «myagkoy sily» v informacionnom, cennostno-mirovozzrencheskom i civilizacionnom protivoborstve / pod obsch. red. I.V. Bocharnikova. - M.: Ekon-Inform, 2016. - 306 s.

140. Rossiyskaya armiya i grazhdanskiy kontrol': materialy mezhduna-rodnogo «kruglogo stola». - M.: ANO «COPI», 2010. - 143 s.

141. Rossiya-2014: bezopasnost' i razvitie. Analiticheskiy proekt / pod obsch. red. I.V. Bocharnikova. - M.: Ekon-Inform, 2014. - 327 s.

142. Rybalkin N.N. Priroda bezopasnosti: dis. ... dokt. filos. nauk: 09.00.11 / Rybalkin Nikolay Nikolaevich. - M., 2003. - 407 s.

143. Ryzhak N.I. Kontrol' zakonodatel'noy vlasti za deyatel'nost'yu specsluzhb: Teoretiko-pravovye voprosy issledovaniya: dis. ... kand. yurid. nauk: 12.00.01 / Ryzhak Nikolay Ivanovich. - M., 1998. - 152 s.

144. Ryzhov Yu.A. Strategiya bezopasnosti strany // Armiya i obschest-vo: sb. statey. - M.: Progress, 1990. - S. 380-391.

145. Sabit H.H. Harakter sovremennyh lokal'nyh voyn i vooruzhen-nyh konfliktov v usloviyah mnogopolyarnogo mira: dis. ... kand. ist. nauk: 07.00.03 / Sabit Hasan Habib. - M., 2003. - 290 s.

146. Savin L.V. Setecentrichnaya i setevaya voyna. Vvedenie v koncep-ciyu. - M.: Evraziyskoe dvizhenie, 2011. - 130 s.

147. Samygin S.I., Vereschagina A.V., Belov M.T. Ugrozy nacional'noy identichnosti v informacionnom prostranstve sovremennogo sociuma i riski informacionnoy bezopasnosti // Ekonomicheskie i gumanitarnye issledovaniya regionov. - 2015. - № 4. - S. 78-85.

148. Sergeev G.M. Ob otechestvennyh i zarubezhnyh podhodah k probleme nacional'noy bezopasnosti // Problemy bezopasnosti i ustoychivosti social'no-politicheskogo razvitiya rossiyskogo obschestva. - 1994. - S. 65-71.

149. Serebryannikov V.V. Predotvraschenie voyn: teoriya i praktika // Voennaya mysl'. - 2008. - № 12. - S. 2-13.

150. Serebryannikov V.V. Sociologiya armii. - M.: ISPI RAN, 1996. - 446 s.

151. Sinyukov S.V. Mehanizm pravotvorchestva: dis. ... kand. yurid. na-uk: 12.00.01 / Sinyukov Sergey Vladimirovich. - Saratov, 2013. - 241 s.

152. Slipchenko V.I. Voyny shestogo pokoleniya. Oruzhie i voennoe iskusstvo buduschego. - M.: Veche, 2002. - 381 s.

153. Slovar' i kul'tura rechi: k 100-letiyu so dnya rozhdeniya S.I. Ozhegova / pod obsch. red. N.Yu. Shvedovoy. - M.: Indrik, 2011. - 557 s.

154. Slovar' standartnyh terminov i oboznacheniy. - M.: Gosudarstvennoe izd-vo standartov, 1936. - 195 s.

155. Sobolev G.S. Mehanizm razrabotki strategii nacional'noy bezopasnosti: mezhdunarodnyy opyt i tradicii: dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.04 / Sobolev Grigoriy Stepanovich. - M., 2000. - 149 s.

156. Starostin A.M., Samygin S.I., Vereschagina A.V. Evolyuciya voyny i mnogoobrazie ee form v usloviyah krizisa nacional'noy identichnosti i dinamiki ugroz informacionnoy bezopasnosti so-vremennogo obschestva // Socium i vlast'. - 2016. - № 5 (61). - S. 49-54.

157. Tepechin V.I. Sociologiya nacional'noy bezopasnosti kak «no-vaya» paradigma social'nogo znaniya // Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1995. - № 3-4. - S. 89-95.

158. Tkachenko S.V. Informacionnaya voyna protiv Rossii. - SPb.: Piter, 2011. - 218 s.

159. Toynbi A.Dzh. Postizhenie istorii. - M.: Progress, 1996. - 608 s.

160. Toynbi A.Dzh. Civilizaciya pered sudom istorii. - M.: Pro-gress, 1996. - 480 s.

161. Toffler E., Toffler H. Voyna i antivoyna. - M.: Tranzitkniga, 2005. - 412 s.

162. Troshev D.B. Parlamentskie rassledovaniya kak forma kontrolya federal'nogo sobraniya Rossiyskoy Federacii za deyatel'nost'yu federal'nyh organov gosudarstvennoy vlasti: dis. ... kand. yurid. nauk: 12.00.02 / Troshev Denis Borisovich. - M., 2008. - 181 s.

163. Truhanov V.A. Sistema nacional'noy bezopasnosti, vliyanie social'nogo faktora: na primere kazachestva: dis. ... dokt. polit. nauk: 23.00.02 / Truhanov Viktor Aleksandrovich. - Saratov, 2003. - 439 s.

164. Uesseler R. Voyna kak usluga. - M.: Stolica-print, 2007. - 320 s.

165. Feofanov K.A. Bezopasnost' civilizacionnogo razvitiya Rossii v usloviyah globalizacii: Politologicheskiy analiz: dis. ... dokt. polit. nauk: 23.00.02 / Feofanov Konstantin Anatol'evich. - M., 2005. - 333 s.

166. Frolov A.N. Effektivnost' nacional'noy bezopasnosti na regional'nom urovne: kriterii i mehanizmy politicheskogo obespe-cheniya: dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.02 / Frolov Andrey Nikolaevich. - Rostov n/D., 2006. - 144 s.

167. Havinson V.H., Benberin V.V., Mihaylova O.N., Sidorenko A.V. Starenie v stranah s razvivayuscheysya ekonomikoy: vyzovy i vozmozh-nosti // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2015. - № 11(83). - S. 50-58.

168. Halipov V.F. Enciklopediya vlasti. - M.: Akademicheskiy Pro-ekt; Kul'tura, 2005. - 1056 s.

169. Hantington S. Stolknovenie civilizaciy. - M.: AST, 2003. - 603 s.

170. Hardt M., Negri A. Mnozhestvo: voyna i demokratiya v epohu imperii. - M.: Kul'turnaya revolyuciya, 2006. - 508 s.

171. Harris Sh. Kibervoyn@. Pyatyy teatr voennyh deystviy. - M.: Al'pina non-fikshn, 2016. - 392 s.

172. Hatami M. Islam, dialog i grazhdanskoe obschestvo. - M.: ROS-SPEN, 2001. - 242 s.

173. Hodakovskiy E.A. Politicheskoe razvitie i bezopasnost' Rossiy-skogo gosudarstva v sisteme geocivilizionnyh vzaimodeystviy Zapada i Vostoka: dis. ... dokt. polit. nauk: 23.00.02 / Hodakovskiy Evgeniy Andreevich. - M., 2010. - 355 s.

174. Hozyaystvennyy risk i metody ego izmereniya. - M.: Ekonomika, 1979. - 184 s.

175. Homskiy N. Pribyl' vazhnee lyudey: neoliberalizm i mirovoy poryadok. - M.: Praksis, 2002. - 248 s.

176. Hofmayster H. Volya k voyne, ili bessilie politiki. - SPb.: IC Gumanitarnaya akademiya, 2006. - 290 s.

177. Cezar' G.Yu. Zapiski Yuliya Cezarya i ego prodolzhateley o Gall'skoy voyne, o Grazhdanskoy voyne. - M.: AST; Ladomir, 2007. - 752 s.

178. Cishkovskiy E.A. Parlamentskoe predstavitel'stvo i professional'naya kompetentnost' zakonodatelya // Yuridicheskaya tehnika. - 2014. - № 8. - S. 481-487.

179. Cygankov P.A. Rossiyskaya nauka mezhdunarodnyh otnosheniy: novye napravleniya. - M.: izd-vo PER SE, 2005. - 416 s.

180. Chel'cov B.F. Setevuyu voynu mozhno vyigrat' tol'ko setevymi sredstvami // Voennaya mysl'. - 2008. - № 9. - S. 2-10.

181. Shabanova Z.M. Specializirovannye upolnomochennye po pravam cheloveka v Rossii i zarubezhnyh stranah: dis. ... kand. yurid. nauk: 12.00.02 / Shabanova Zurida Mussovna. - M., 2004. - 189 s.

182. Shamahov V.A., Balashov A.I. Novaya geopoliticheskaya real'nost' i ee vliyanie na strategiyu ekonomicheskogo i social'nogo razvitiya Rossii // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2016. - № 1 (85). - S. 22-30.

183. Shamahov V.A., Balashov A.I. Novaya obschestvenno-politicheskaya normal'nost' i uroki modernizacii postsovetskoy sistemy gosudarstvennogo upravleniya // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2016. - № 12 (96). - S. 6-15.

184. Shamahov V.A., Kosov Yu.V. Obraschenie k istokam teorii strate-gii // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 9 (105). - S. 204-211.

185. Shamahov V.A., Kosov Yu.V. Ekonomicheskaya bezopasnost' Rossii: novyy vzglyad // Upravlencheskoe konsul'tirovanie. - 2017. - № 6 (102). - S. 195-201.

186. Sharihin A.E. Bezopasnost' kak filosofskaya kategoriya // Bezopasnost'. Informacionnyy sbornik. - 1994. - № 6. - S. 112-117.

187. Sharp D. Ot diktatury k demokratii. Strategiya i taktika osvobozhdeniya. - M.: Novoe izdatel'stvo, 2011. - 84 s.

188. Shmit K. Teoriya partizana. Promezhutochnoe zamechanie k ponya-tiyu politicheskogo. - M.: Praksis, 2007. - 301 s.

189. Shpuga E.S. Politicheskoe liderstvo kak mehanizm integracii obschestva: avtoref. dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.01 / Shpuga Ekate-rina Sergeevna. - M., 2014. - 26 s.

190. Shtol' V.V. Armiya «Novogo mirovogo poryadka». - M.: izd-vo OGI, 2010. - 384 s.

191. Shul'c V.L. Informacionnoe protivoborstvo v usloviyah aktivnogo protivoborstva: modeli i metody. - M.: Nauka, 2011. - 186 s.

192. Evolyuciya form, metodov i instrumentov protivoborstva v sovremennyh konfliktah / pod obsch. red. I.V. Bocharnikova. - M.: Ekon-Inform, 2015. - 218 s.

193. Erazm Rotterdamskiy. Vospitanie hristianskogo gosudarya; Zhaloba mira, otovsyudu izgnannogo i povsyudu sokrushennogo; Pohval'noe slovo gluposti. - M.: Mysl', 2001. - 365 s.

194. Etcioni A. Ot imperii k soobschestvu. Novyy podhod k mezhduna-rodnym otnosheniyam. - M.: Ladomir, 2004. - 384 s.

195. Andreski S. Military Organization and Society. 2nd edition. - ‎Berkeley: University of California Press, 1971. - 238 r.

196. Aron R. Peace and war: a theory of international relations. - N.Y.: Transaction Publisher, 2003. - 820 r.

197. Brown H. Thinking about national security: defense and foreign policy in a dangerous world. - Boulder, Colorado: Westview press, 1983. - 280 p.

198. Buzan B. People, States and Fear: An Agenda for International Secu-rity Studies in the Post - Cold War Era. 2nd edition. - Colchester: Euro-pean Consortium for Political Research Press, 2008. - 311 p.

199. Copeland D.C. The origins of major war. - Ithaca: Cornell University Press, 2000. - 336 p.

200. Cox R.W. Gramsci, hegemony and international relation: an assay in method // Millennium, - 1983. - № 12. - P. 162-175.

201. Dougherty E.M. Human reliability analysis - where shouldst thou turn? // Reliability Engineering and System Safety. - 1990. - № 29. - P. 283-299.

202. Doyle M.K. Liberal Legacies and Foreign Affairs // Philosophy and Public Affairs. - 1983. - № 3. - P. 205-235.

203. Edmunds T. Civil-Military Relations in Post-Communist Europe: Reviewing the Transition. - ‎L.: Routledge, 2013. - 192 r.

204. Feaver P.D. Armed Servants: Agency, Oversight, and Civil-Military Relations. -‎ Harvard: Harvard University Press, 2003. - 400 r.

205. Gilpin R. War and change in world politics. - Cambridge: Cam-bridge University Press, 1983. - 288 p.

206. Guldenmund F.W. The nature of safety culture: a review of theory and research // Safety Science. - 2000. - № 34. - P. 215-257.

207. Hoffmann S. The Uses and Limits of International Law // Interna-tional Politics. - 1973. - № 2. - P. 114-119.

208. Huntington S. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-military Relations. -‎ Harvard: Belknap Press of Harvard University Press, 1957. - 534 r.

209. Isaacson W. Kissinger: A Biography. - N.Y.: Simon & Schuster, 2005. - 896 p.

210. Mack C.S. When political parties die: a cross-national analysis of disalignment and realignment. - Westport: Praeger, 2010. - 323 p.

211. Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality. - Washington, DC: National Defense University Press, 1996. - 286 p.

212. Mearsheimer J.J. Back to the Future: Instability in Europe after the Cold War // International Security. - 1990. - № 1. - P. 5-56.

213. Miller L.H. Global Order. Values and Power in International Poli-tics. - Boulder, Colorado: Westview Press, 1985. - 228 p.

214. Modelski G. Globalization as Evolutionary Process. Modeling Global Change. - L.: Routledge, 2008. - 464 p.

215. Morgenthau H.J. Politics among Nations. The Struggle for Power and Peace. - N.Y., 1973. - 617 p.

216. Nielsen S. American Civil-Military Relations: The Soldier and the State in a New. - ‎Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2009. - 432 r.

217. Nye J.S. Soft Power. The Means to Success in World Politics. - N.Y.: Public Affairs, 2005. - 191 p.

218. Ray J.L. The Democratic Path to Peace // Journal of Democracy. - 1997. - № 8. - P. 49-64.

219. Reason J. Managing the Risks of Organizational Accidents. - Man-chester: University of Manchester, 1997. - 266 p.

220. Ritter G. Die Dämonie der Macht. - Berlin, 1947. - 453 S.

221. Russett B. Grasping the democratic peace: principles for a post-cold war world. - New Jersey: Princeton University Press, 1994. - 184 p.

222. Schweller R.L. Unanswered Threats: Political Constraints on the Balance of Power. - New Jersey: Princeton University Press, 2008. - 200 p.

223. Singer P.W. Wired for War: The Robotics Revolution and Conflict in the 21st Century. - N.Y.: The Penguin press, 2009. - 988 p.

224. Spykman N.J. America's Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. - N.Y.: Transaction Publishers, 1942. - 498 p.

225. Stuermer M. Putin and the rise of Russia. - L.: Phoenix, 2009. - 253 p.

226. Terriff T. Security Studies Today. - Cambridge: Polity Press, 1999. - 240 p.

227. Thompson L.B. Low Intensity Conflict: The Pattern of Warfare in the Modern World. - N.Y.: Rowman & Littlefield, 1989. - 227 p.

228. Wallerstein I. Frantz Fanon: Reason and Violence // Berkeley Journal of Sociology. - 1970. - № 15. - P. 222-231.

229. Walt S.M. International relations: one world, many theories // For-eign Policy. - 1998. - № 110. - P. 29-35.

230. Waltz K.N. Theory of International Politics. - Boston: Addison-Wesley Pub. Co., 1979. - 256 p.

231. Wohlforth W.C. World Out of Balance: International Relations and the Challenge of American Primacy. - New Jersey: Princeton University Press, 2008. - 248 p.

232. Wolfers A. Discord and Collaboration: Essays on International Poli-tics. - Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1962. - 312 p.

233. Zakaria F.R. From Wealth to Power: The Unusual Origins of Amer-ica's World Role. - New Jersey: Princeton University Press, 1999. - 216 p.