аспирант с 01.01.2022 по 01.01.2025
Мо, г. Москва и Московская область, Россия
ВАК 12.00.01 Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве
ВАК 12.00.02 Конституционное право; конституционный судебный процесс; муниципальное право
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
ВАК 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
ВАК 12.00.14 Административное право; административный процесс
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ББК 60 Общественные науки в целом
Статья посвящена теоретико-правовому анализу принципов равенства и справедливости, закреплённых в Конституции Российской Федерации. Раскрываются философско-правовые основания данных категорий, их нормативная структура и типология (распределительная, возмездительная, корректирующая справедливость). Выявлены нормативные, институциональные и социокультурные барьеры их реализации. Обоснована необходимость комплексной правовой политики, направленной на устранение указанных препятствий.
равенство, справедливость, конституционные принципы, правоприменение, дискриминация, социальное государство, Конституция Российской Федерации
Конституционные ценности равенства и справедливости традиционно выступают «якорными категориями» российского правового порядка, однако их практическая реализация сталкивается с целым рядом препятствий. Как справедливо отмечает А.А. Автономов, «международные стандарты недискриминации далеко не всегда трансформируются в эффективные внутренние механизмы». В то же время А.В. Малько подчёркивает, что «сама категория справедливости остаётся теоретически и правоприменительно неоднородной».
Цель настоящей статьи – систематизировать основные проблемы реализации рассматриваемых конституционных принципов и предложить направления их решения.
Философско‑правовое содержание справедливости и равенства раскрыто в работах В.С. Нерсесянца, который выводит справедливость из универсализации формального равенства – «юридическое равенство как свобода для всех».
В современной российской правовой мысли идея справедливости давно вышла за рамки отвлечённой философской категории и обрела конкретное, нормативное звучание. Особое место в этом процессе занимает типология, предложенная профессором А.В. Малько в монографии «Принципы справедливости в современном российском конституционализме». Автор убеждён, что справедливость функционирует как многозвенная система, где каждое звено выполняет собственную, но взаимосвязанную роль. «Распределительная, возмездительная и корректирующая справедливость образуют, по Малько, своеобразный «триаккорд», на котором строится гармония публичной власти и гражданского общества».
Начинается эта полифония с распределительной компоненты. Её задача – ответить на вечный вопрос о том, кому, что и в какой пропорции должно принадлежать. Государство, закрепив в статье 7 Конституции Российской Федерации, ориентированность на «социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека», берёт на себя обязанность заботиться о достойной жизни всех граждан и тем самым закладывает фундамент распределительной справедливости. Прогрессивная шкала налогов, система адресных пособий, материнский капитал или образовательные квоты – это не просто социальная политика, а конкретные механизмы соразмерного распределения ресурсов: либо по вкладу (когда больший доход влечёт более высокий налог), либо по потребности (когда дополнительная поддержка направляется уязвимым группам). Целью такого выравнивания, подчёркивает А.В. Малько, является снижение напряжения, которое возникает, когда общественные блага концентрируются в одних руках и недоступны другим.
Однако даже внутри наиболее сбалансированной системы возможны нарушения. Там, где возникает ущерб, общество требует возмездия – второго типа справедливости. Речь здесь идёт не о мести, а о принципе соизмеримости: наказание должно ровно «весить» столько же, сколько причинённое зло с учётом вины и обстоятельств. Именно поэтому Конституция Российской Федерации в статье 21 одновременно обязывает карать виновных и запрещает жестокие, унижающие достоинство меры: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам».
Дифференцированные санкции Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно условно-досрочное освобождение, запрет обратной силы закона – каждое из этих положений служит точной настройкой механизма воздаяния, чтобы правовая реакция оставалась строгой, но не превращалась в произвол.
И всё же сама кара не закрывает вопрос о восстановлении первоначального баланса. Там, где наказан преступник, остаётся потерпевший, а вместе с ним – материальный и моральный ущерб. Здесь и вступает в силу третий элемент триады – корректирующая справедливость, направленная на реституцию и компенсацию. Российская Конституция гарантирует «каждому право на возмещение вреда, причинённого незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц».
Институт конституционной жалобы позволяет обращаться напрямую в Конституционный Суд Российской Федерации, если остальные пути исчерпаны, а медиация или мировое соглашение в гражданском процессе открывают менее формализованный, но порой более эффективный способ «зашить» социальный разрыв без карательных инструментов. В конечном счёте корректирующая справедливость призвана вернуть субъектов в точку, где конфликт ещё не нанёс им непоправимого вреда, и тем самым восстановить доверие к институтам.
Связав эти три линии, А.В. Малько предлагает увидеть в праве не хаотичный набор норм, а стройную систему сбалансированных общественных отношений. Сначала происходит распределение благ, минимизирующее почву для конфликта; затем, если нарушение всё-таки случается, включается возмездие, удерживающее нарушителя от дальнейшего вреда; и, наконец, корректирующие механизмы завершают цикл, возвращая стороны в устойчивое состояние. В идеале эти процессы не разъяты, а переплетены: успех социальной политики снижает нагрузку на репрессивный аппарат, справедливая кара в сочетании с возможностью компенсации усиливает легитимность власти, а эффективная реституция смягчает социальные травмы и предотвращает рецидив.
Таким образом, триада справедливости по А.В. Малько выступает не абстрактной теорией, а практическим нормативным ориентиром. Распределяя, наказывая и восстанавливая, правовая система стремится осуществить главную конституционную ценность – уважение к человеческому достоинству. Именно поэтому анализ предложенной типологии важен не только для учёных-юристов, но и для законодателей, судей, правоприменителей: каждый их выбор неминуемо резонирует в одной из трёх плоскостей справедливости и, в конечном счёте, определяет качество правового порядка в Российской Федерации.
Несмотря на прямое конституционное закрепление равенства и многолетнее научное осмысление справедливости, их реализация в правоприменении наталкивается на системные барьеры. Эти трудности условно группируются в три взаимосвязанных блока: нормативные коллизии, институциональные ограничения и социально-культурные установки.
Нормативные коллизии и пробелы. Равенство в российском праве определено «лоскутно»: каждый отраслевой закон применяет собственные критерии допустимого различия в правах.
Так, Трудовой кодекс Российской Федерации оперирует «объективно обусловленными требованиями» к работникам, Федеральный закон от 29 декабря 2012 № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» – принципом «равного доступа», а законодательство о социальном обеспечении традиционно использует демографические или профессиональные коррективы. В результате суды сталкиваются с конкурирующими нормами: одни основания дискриминации признаются весомыми в трудовых спорах, но игнорируются при назначении социальных пособий. Особенно наглядно это проявилось в пенсионной реформе: «Сохранённая до 2028 г. разница пенсионного возраста мужчин и женщин закрепила гендерный стереотип о «первичной» роли женщины как хранительницы семьи». Там, где закон умалчивает о критерии, возникает правовой вакуум; там, где их слишком много, возникает конфликт норм. Обе ситуации размывают единый стандарт равенства и порождают неоднородную судебную практику.
Институциональные барьеры. Даже при наличии чёткой нормы эффективная защита равенства требует процессуальных инструментов и специализированных органов. В российской системе они развиты фрагментарно. Коллективные иски по делам о дискриминации редки, а концепция «публичного интереса» только пробует себя в судах общей юрисдикции. Данных Судебного департамента достаточно, чтобы увидеть масштаб проблемы: в 2024 году лишь 2,1% гражданских дел ссылались на статью 19 Конституции Российской Федерации. Это означает, что большинство потенциальных нарушений равенства либо не доходят до суда, либо оформляются иначе, например, как трудовой спор без акцента на дискриминационную природу. Кроме того, российские суды пока не специализируются на правах человека; отделения по административным делам создаются, но полномасштабного «антимонопольного» или «гендерного» суда не существует. Ограниченность институций снижает превентивный эффект: нарушитель равенства не ожидает немедленной и компетентной судебной реакции, а значит, риск остаётся приемлемым.
Социально-культурные факторы. Правовые механизмы действуют в контексте массовых представлений о справедливости. А.В. Малько справедливо отмечает «доминанту распределительной справедливости» в общественном сознании: большинство ожидает льгот или компенсаций, а не равных процедурных возможностей. Это влияет на законодательный дискурс: легче получить политическую поддержку для новой выплаты, чем для отмены привилегии или реформы судебных процедур. Более того, стереотип о «естественных» различиях (пол, возраст, место жительства) легитимирует нормативные исключения, тогда как попытка их устранения встречает сопротивление. В итоге сама идея формального равенства воспринимается как абстракция, уступающая месту требованию «социальной справедливости» в её уравнительно-патерналистском варианте.
Таким образом, коллизии норм, процессуальная инерция и культурное ожидание льгот образуют тройной узел, затрудняющий реализацию принципа равенства в Российской Федерации. Его развязка требует синхронных усилий в трёх плоскостях: кодификационной гармонизации, институционального усиления судебной защиты и просветительской работы, формирующей понимание справедливости как равенства возможностей, а не преимущественно перераспределения благ. Только комплексный подход позволит превратить декларацию конституционного равенства в повседневную юридическую реальность.
1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020)
2. Трудовой кодекс Российской Федерации от 30.12.2001 № 197-ФЗ (ред. от 24.06.2023)
3. Федеральный закон от 29.12.2012 № 273-ФЗ “Об образовании в Российской Федерации” (ред. от 25.12.2023)
4. Конституционный Суд Российской Федерации. Постановления. Определения. - М.: Норма, 2023. - 896 с.
5. Судебный департамент при Верховном Суде РФ. Статистические данные о деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей за 2024 год
6. Малько А.В. Принципы справедливости в современном российском конституционализме: монография. - М.: Норма, 2020. - 288 с.
7. Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. - М.: Норма, 2006. - 656 с.
8. Автономов А.А. Международные стандарты прав человека и российское законодательство: проблемы имплементации // Государство и право. - 2019. - № 5. - С. 5-14.
9. Малько А.В. Теория государства и права: Учебник. - М.: Юристъ, 2021. - 384 с.
10. Малько А.В. Правовая политика и правовая жизнь в России: проблемы взаимодействия // Правовая политика и правовая жизнь. - 2020. - № 2. - С. 7-15.
