Москва, г. Москва и Московская область, Россия
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.87 Международное право
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ОКСО 40.05.01 Правовое обеспечение национальной безопасности
ОКСО 40.05.02 Правоохранительная деятельность
ББК 67 Право. Юридические науки
ББК 60 Общественные науки в целом
ТБК 7521 Международное публичное право
ТБК 7523 Европейское право
BISAC LAW025000 Courts
В статье анализируются отдельные правовые позиции Европейского Суда по правам человека в отношении жалоб на действия сотрудников правоохранительных органов, повлекших смерть подозреваемых или обвиняемых при задержании. Формулируется вывод о том, что широкое понимание ЕСПЧ права на жизнь часто не учитывает объективный характер криминальных угроз, и исходит из идеального представления о правах человека, где правоохранительным органам отводится роль только защитника общества, но не силового инструмента, призванного пресекать конкретные действия, способные повлечь общественные последствия.
эволютивное толкование, Европейский Суд по правам человека, правоохранительные органы, право на жизнь
Государства, присоединившиеся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее – ЕКПЧ, Конвенция), приняли обязательство не только о соблюдении данного международно-правового акта, но и о выполнении решений, которые принимает международный контрольный орган – Европейский Суд по правам человека (далее – ЕСПЧ, Суд) по конкретным жалобам, подаваемым против соответствующего государства. Данное положение ЕКПЧ явилось важным завоеванием в деле обеспечения и защиты прав человека на международном уровне. Существовавшие ранее механизмы не предусматривали судебного порядка рассмотрения споров с государством, где предметом спора является несоблюдение последним своих международных обязательств по защите прав человека. Создание данного международного органа позволило защищать права, которые оказались «пропущенными» национальной судебной системой, нарушения которых были восприняты на внутригосударственном уровне как незначительные или несуществующие.
Данный безусловно прогрессивный шаг в развитии юриспруденции в целом и международного права в частности имел поистине историческое значение. Впервые в истории человечества люди получили возможность найти защиту вне национальной юрисдикции государств. И в тоже время это стало инструментом, который позволил с одной стороны унифицировать национальное законодательство (путем внесения изменений на основе постановлений ЕСПЧ), а с другой – реформировать правоприменительную практику конкретных государственных органов под стандарты, сформулированные в таких актах. Не преувеличением будет отметить, что благодаря этому процессу за прошедшие десятилетия в государствах-членах Совета Европы сформировалось сходное, похожее нормативно-правовое регулирование реализации отдельных прав и свобод человека.
Однако в рамках данной работы мы заострим внимание на проблемных моментах в практике ЕСПЧ, которые открылись в результате широкого применения норм ЕКПЧ по вопросам, относящимся к деятельности правоохранительных органов.
Следует отметить, что ЕКПЧ создавалась как документ, призванный обеспечить международную защиту прав человека, прежде всего, от государственного насилия, выраженного в реализации карательной (правоохранительной) функции государства. Создатели документа исходили из того, что иные угрозы правам человека могут быть успешно нейтрализованы на уровне национального законодательства или национальной правоприменительной практики, а ЕСПЧ должен стать инструментом нейтрализации произвола государства, когда оно сознательно или нет, выходит за рамки, установленные во внутригосударственном праве, или за пределы международных обязательств. Такая постановка вопроса априори сформировала позицию, в соответствии с которой государство в лице его органов должно в первую очередь прикладывать все усилия по скрупулёзному соблюдению прав любого человека (включая правонарушителя, подозреваемого, обвиняемого, задержанного и т.д.). Только в этом случае международные контрольные органы могут констатировать отсутствие нарушений ЕКПЧ. И только во вторую очередь – осуществлять деятельность по предупреждению и пресечению преступлений.
Следует отметить, что ЕКПЧ предполагает в отношении отдельных прав человека право государств на дерогацию – отступление от обязательств, которое возможно в чрезвычайных обстоятельствах или в ходе реализации государственных функций по отдельным категориям дел. В частности, статья 2 ЕКПЧ, гарантирующая право на жизнь, тем не менее, содержит ряд условий, при которых лишение жизни не следует рассматривать в качестве нарушения. Данная норма является одной из самых важных в Конвенции, а равно одной из наиболее часто применяемых Судом в контексте деятельности правоохранительных органов. Это не удивительно: данные структуры ежедневно в лице своих рядовых сотрудников сталкиваются с необходимостью пресекать правонарушения и преступления, действуя в том числе с помощью силы, что может приводить к лишению жизни. Вопрос о правомерности применения оружия и физической силы (а именно это чаще всего приводит к смерти лица и последующему обжалованию действий правоохранительных органов) всегда должен подниматься национальными контролирующими органами, должны проводиться расследования и привлечение виновных сотрудников при необходимости к ответственности. Из этих позиций исходит ЕСПЧ, когда рассматривает такую категорию дел. Вполне справедливо, что для Суда имеют значение такие факты как кто и на основании чего лишил жизни человека, имел ли он на то достаточно полномочий в соотнесении с национальным законодательством, сделал ли он всё, что мог для пресечении правонарушения без применения крайних мер. Эти и другие обстоятельства исследуются ЕСПЧ при вынесении постановлений.
Но вместе с тем, в отдельных случаях ЕСПЧ формулирует свою позицию, признавая факт нарушения права на жизнь, не учитывая конкретных обстоятельств, с которыми сталкиваются сотрудники правоохранительных органов в процессе обычной оперативно-служебной деятельности. В частности, в практике Суда встречаются дела, где заявители утверждают, что в результате задержания сотрудниками правоохранительных органов был причинен чрезмерный вред, повлекший смерть. В большинстве подобных дел ЕСПЧ придерживается позиции, в соответствии с которой у властей есть безусловное право на причинение вреда задерживаемому лицу, если оно оказывает сопротивление (особенно вооруженное), пытается скрыться, или его действия угрожают третьим лицам. Однако ряд правовых позиций отражают иной взгляд на проблему причинения вреда при задержании. Они основаны на анализе:
- соразмерности применения силы;
- обстоятельств, предшествовавших задержанию;
- личности задерживаемого;
- исчерпанности всех доступных средств для задержания без причинения вреда.
Остановимся в качестве примера только на одном деле. Постановление ЕСПЧ от 16 января
- в ОВД Нагатинский затон (Москва) пришел заявитель, чтобы попросить помощи: его сын, страдавший душевным заболеванием, отказывался добровольно отправиться в лечебницу;
- полиция согласилась помочь, но операция по приводу превратилась в операцию по задержанию, поскольку больной встретил прибывших с ножом руках, забаррикадировался на кухне и оказывал активное сопротивление;
- долгие уговоры не помогли, и прибывший ОМОН взял кухню штурмом, в результате чего больной оказался на полу в луже крови. Через несколько часов он умер в больнице, не приходя в сознание;
- уголовное дело по требованию отца в отношении сотрудников ОМОН, допустивших чрезмерное применение силы, было возбуждено лишь со второй попытки – прокуратура не находила в действиях сотрудников милиции состава преступления. Расследование семь раз останавливалось, затем возобновлялось и было закрыто окончательно через 4 года.
В данном деле заявители считали, что именно государство ответственно за смерть их сына. Во время операции, по их мнению, никто не пытался снизить риск для задерживаемого, например, не рассматривалась возможность использовать слезоточивый газ. Само решение о проведении штурма кухни было, по мнению заявителей, незаконным, применение силы непропорциональным, а участвовали в ней люди, не имевшие соответствующего опыта; при этом полиция не стала дожидаться прибытия психиатрической помощи.
Расследование событий, по мнению заявителей, было проведено неадекватно: дело возбуждено почти месяц спустя, расследование многократно приостанавливалось, не были проведены ключевые следственные мероприятия, и не был исследован вопрос, почему милиция не дождалась психиатров. В основу следствия легли показания сотрудников милиции, и само оно продлилось необоснованно долго – почти четыре года. Наконец, заявители утверждали, что не имели доступа к средствам правовой защиты и реальной возможности получить компенсацию в рамках гражданского дела.
Представители Российской Федерации считали применение силы обоснованным, потому что задерживаемый представлял опасность для себя и окружающих, повреждения он получил из-за собственных действий, а смерть стала лишь непредвиденным результатом.
В данном деле ЕСПЧ определил, что применение спецсредств было необоснованным, и милиция вообще не должна была начинать операцию без медиков. Это была не первая принудительная госпитализация, которой Кирилл оказывал сопротивление, так что его поведение можно было предсказать. Кроме того, ЕСПЧ обратил внимание, что следствие вообще не рассматривало вопрос о планировании и управлении операцией, что, с точки зрения суда, было одним из ключевых вопросов. Официальная правовая позиция сводится к следующему: «Следственные органы не рассмотрели вопрос о планировании и контроле операции. В частности, они не исследовали вопрос, почему сотрудники милиции действовали по собственной инициативе в отсутствие квалифицированного медицинского персонала, что противоречит Закону о психиатрической помощи и Инструкции о сотрудничестве между службами здравоохранения и органами внутренних дел по профилактике общественно опасных действий со стороны лиц, страдающих психическими расстройствами. Хотя следствие оценило применение силы и специальных средств, в частности, являясь сотрудниками милиции, следственные органы рассмотрели ситуацию, как если бы она касалась вооруженного преступника, без учета психического состояния г-на Щиборща. Кроме того, следственные органы не дали оценки того, каким образом были принято решение штурмовать квартиру» (пункт 258 Постановления ЕСПЧ
от 16 января
Оставляя за скобками настоящего анализа вопросы организации расследования по факту причинения смерти (это предмет отдельного исследования), остановимся на причинении смерти сотрудниками правоохранительных органов, а также на самой возможности соответствующего толкования.
Толкование международно-правовых актов может осуществляться в соответствии с общим принципом Венской конвенцией о праве международных договоров 1969 года, которая в статье 31 предусматривает, что договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора. ЕКПЧ является полноценным международным договором, а значит данный принцип к ней применим. Вместе с тем, нормы Конвенции носят формализованный и неперсонифицированный характер, что обуславливает неизбежность их толкования в процессе применения к конкретным жалобам. Напомним, что в отношении права на жизнь статьей 2 предусмотрено право государства на дерогацию. В частности, статья неприменима в случае причинения смерти для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях.
В рассматриваемом деле «Щиборщ и Кузьмина против России» ЕСПЧ применяет расширительное толкование Конвенции. В правовой позиции не упоминается про право государственных органов на лишение жизни, закрепленное статьей 2, но факт нарушения констатируется на основании того, что к операции не были привлечены психиатры. Расширительный характер толкования затрагивает внутреннюю компетенцию государств, а также обстоятельства, которые не закрепляются в ЕКПЧ. При этом из постановления не следует, что погибшее лицо было неопасно или что оно не могло причинить вред окружающим. Тот факт, что фигурант дела состоял в качестве наблюдаемого лица у психиатра, не исключает возможности его общественно-опасного поведения, а тем более не исключает возможности применения к нему крайних мер в соответствии со статьей 2 ЕКПЧ. Тем не менее, в данном деле ЕСПЧ расширительно истолковал норму, приняв во внимание только факт установленного психического наблюдения лица, и не принял во внимание события, предшествовавшие трагическому исходу (агрессивное поведения, вооружённость, попытки нападения и т.д.). При этом факт того, что штурму предшествовали переговоры, попытки неконфликтного разрешения ситуации Судом также учтены не были. В части установления нарушения статьи 2 Конвенции это вызывает немало вопросов. Следует согласиться с мнением Суда в отношении того, что сотрудники правоохранительных органов не выполнили требования нормативного акта о привлечении медиков. Но это не исключает факт опасного поведения вооруженного лица, и то, что правоохранители действовали в интересах общественного блага.
В контексте данного конкретного дела закономерно возникает вопрос о том, насколько широко простирается сфера действия статьи 2 и как трактуется право на дерогацию? С одной стороны ЕСПЧ применял и применяет ее в самых различных контекстах – от проблем эвтаназии до абортов. И в разных ситуациях используется как ограничительный, так и расширительный способ толкования. Но применительно к действиям сотрудников правоохранительных органов Суд часто рассматривает статью 2 в контексте презумпции их виновности, обязывая государство в лице конкретных сотрудников предпринимать все усилия для сохранения жизни правонарушителя. Правовая позиция ЕСПЧ во многих случаях сводится к необходимости в том числе в исключительных обстоятельствах поиска конкретным сотрудником возможности избежать причинения смерти, даже если лицо общественно опасно и может причинить вред обществу. В этом видится идеальное представление о правах человека, где правоохранительным органам отводится роль только защитника общества, но не силового инструмента, призванного пресекать конкретные действия, способные повлечь общественные последствия. Такая позиция фактически перечеркивает закрепляемое статьей 2 право на отступление от гарантий в случае пресечения правонарушений и задержания преступника. Также возникает вопрос о легитимности статуса самих силовых подразделений (если признать, что их действия априори не отвечают интересам общественного блага).
Толкование Судом права на жизнь является элементом эволютивного (динамического)[5] процесса трансформации представлений о границах государственных полномочий. Наряду с таким вопросом как применение смертной казни право властей на причинение смерти в результате задержания остается одним из краеугольных камней в формировании текущего представления о соотношении прав государства и общества. Поставленная в работе проблема показывает, что процесс не окончен.
1. Никитенко Н.С. Право на дерогацию: условия правомерности применения статьи 15 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. // Сибирский юридический вестник . № 2(53), 2011. С. 83-89.
2. Постановление Европейского Суда по правам человека от 16 января 2014 г. по делу «Щиборщ и Кузьмина против России» (жалоба № 57519/09) // http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-140013 (дата обращения: 24 июня 2018 г.).
3. Венская конвенция о праве международных договоров - https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/law_treaties.shtml (дата обращения 12.09.2019).
4. Сигалов К.Е. Объективные и субъективные основания легитимации государственной власти // Государственная власть и местное самоуправление. 2016. № 7. С. 8-13.
5. Ковлер А.И. Эволютивное толкование Европейской конвенции по правам человека: возможности и пределы. Европейский Суд по правам человека как субъект толкования права // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения № 3 - 2016. С. 92-100.
