В статье исследуется роль Правительствующего Сената в единообразном толковании и применении права на территории Российской империи. По общему правилу, акты Сената, касающиеся частных вопросов, не должны были приниматься судами для разрешения аналогичных дел. Однако в ряде случаев, главным образом при пробелах в праве, Сенат обязывал суды руководствоваться своими частными указами и определениями. Такая позиция позволяла выработать единообразную практику при разрешении судебных дел. Расширение интерпретационных полномочий судов после реформы 1864 г. не повлекло умаления интерпретационных функций Сената. Он по-прежнему оставался важнейшим органом, определяющим и контролирующим единообразную интерпретационную и правоприменительную практику Российской империи.
толкование права, Сенат, указы, судебная реформа 1864 г., интерпретационная деятельность, правоприменение.
Толкование правовых норм в дореволюционной России было поставлено в зависимость от ряда факторов, важнейшим из которых является соответствие результатов интерпретации правоприменителя позиции государственных органов, призванных осуществлять контроль за единообразным толкованием и применением права, а также самостоятельно определять такие ориентиры. Следует отметить, что очень долгое время – вплоть до буржуазных реформ – право на толкование нормативных предписаний и на разрешение пробельных ситуаций имели только специально уполномоченные на то законодательством органы верховной власти. Одним из таких органов был Правительствующий Сенат.
Специфика его интерпретационной деятельности обусловлена тем обстоятельством, что он был еще и высшим судебным органом, и толкование, исходившее от него, позволяло соединять теоретические правила с требованиями, которые диктовались практикой. Ст. 26 Свода учреждений государственных относила функции по разрешению «затруднений и недоразумений» «силой законов» к полномочиям первого департамента Правительствующего Сената, а апелляционное или ревизионное производство дел, согласно ст. 35, относилось к ведению судебных департаментов Сената [1. С. 5–6, 8]. Представления о разъяснении или дополнении законов, обнародованных соответствующим Департаментом, вносились в него же «подчиненными местами и лицами всех губерний» (ст. 225).
Свобода интерпретационной и правоприменительной деятельности Правительствующего Сената не была абсолютной. На основании ст. 227 Свода законов государственных [1. С. 40] ему запрещалось разрешение дел, «на которые не окажется точного закона». Данная норма фактически говорит о запрете аналогии и расширительного толкования права. В таких случаях Сенату предписывалось составить проект разрешения и предоставить его вместе с делом Министерству юстиции, которое, в свою очередь, выносило заключение и предоставляло все материалы императору через Государственный Совет. Сенату было необходимо испрашивать высочайшее дозволение на изменение своего прежнего определения [2, л.д. 15–15 об.] по делам распорядительным – через комитет министров, во всех остальных случаях – через Государственный Совет, который должен был рассматривать «предметы законодательные, т.е. требующие нового закона, устава или учреждения или отмены и изменения прежних положений или пояснения истинного их смысла» [2, л.д. 16 об. – 17].
В дореформенный период интерпретационные права Сената имели ряд законодательных ограничений. Сенату не дозволялось отменить или переменить собственное решение без особого высочайшего повеления. Не допускалось также Сенату «входить» в такие суждения, разъясняя механизм реализации нормы, которые привели бы к изменению ранее принятых им решений [1. С. 43]. Если при исполнении прежнего сенатского решения произошло разногласие в Департаменте, клонящееся к изменению или отмене прежнего решения, в этом случае Общее Собрание обязано испросить высочайшее дозволение на пересмотр дела. В случае, если такое разрешение было дано, Сенату дозволялось не выносить принятое решение на утверждение императора [3, л.д. 36]. Таким образом, поскольку Сенат не обладал правом изменить свое более раннее решение без разрешения императора (ст. 233, 238 Учреждения Правительствующего Сената [1, с. 42 –43]), можно констатировать, что он был связан своими прошлыми решениями. С ними необходимо было считаться при разбирательстве новых аналогичных дел: подготовка дела к докладу включала предоставление всех необходимых справок и документов, в том числе и свидетельствующих об юридическом обосновании решения.
Следует отметить, что в дореформенный период Сенат часто пользовался своими интерпретационными правами, действуя совместно с императором. Об этом свидетельствует ряд императорских указов, разъясняющих нормы права, базой для которых послужили сенатские решения. Так, Указом от 05.01.1839 г. «О разрешении недоумений, встреченных при исполнении положения о духовных завещаниях 01.10.1831 г.» конкретизировались порядок и форма составления завещания и его свидетельствования. Данный указ был утвержден императором с доклада Общего Собрания первых трех департаментов Правительствующего Сената, которые фактически сформулировали решение по данному вопросу [2, л.д.17 – 17об.]. Указ от 22 января 1839 г. «О пояснении закона относительно выкупа ясырей» был принят императором по результатам заслушивания доклада Общего собрания первых трех департаментов Правительствующего Сената. В данном указе разъяснялся порядок выкупа и отпуска на волю (предписывалось выкупающим ясырей объявить об отпуске за 3 месяца под угрозой свободы пленника, сумма выкупа могла быть уменьшена только по желанию хозяина, что указывается в акте выкупа) [4, л.д. 32].
Официальная позиция власти склонялась к тому, что сенатские «пояснения» не признавались проявлением аутентичной интерпретации, хотя, по мнению Сперанского, занимали «место законов, если не противны им» [5. С. 192]. Такая точка зрения объяснялась тем, что для закона предусматривается обязательное утверждение государем, а сенатские пояснения, касающиеся частных дел, такого утверждения, как правило, не требовали. По этой причине нельзя говорить о наличии у Сената законодательных полномочий, а поскольку он таковыми не обладает, значит, его толкование не может называться аутентичным [5. С. 197].
Запрет прибегать к сенатским решениям как к источникам права, как видно из документов, основывался на интерпретации смысла императорского указа от 15 июня 1714 г. «О вершении дел по Уложению, а не по Новоуказным статьям». Данный указ запрещал судьям основывать решения на «новоуказных пунктах и сепаратных указах», за исключением случаев пробелов в законодательстве («о которых в Уложении нимало не помянуто»). При этом подчеркивалось, что «новоуказные статьи и сепаратные указы» принимаются лишь с целью дополнения законодательства и действуют до тех пор, пока не будет принята и обнародована соответствующая законодательная норма. На указы, противоречащие Уложению, не допускалась ссылка в процессе правоприменения, а если по ним все же вершились дела, то Указ 15.06.1715 г. требовал их пересмотра. Указы, регулирующие пробельные вопросы, должны быть внесены в Сенат для рассмотрения их с целью ликвидации правовых пробелов [6. С. 116– 117].
Ряд указов свидетельствует о том, что акты Сената, посвященные частным вопросам, до судебной реформы 1864 г. не имели прецедентного характера. Так, Указ 1798 г., посвященный порядку упорядочения продажи соли в Орловской губернии, обращает внимание на то, что «ни Губернатор, ни Казенная палата» не должны «брать примером частных предписаний Правительствующего Сената, другим местам данных», поскольку причины, побудившие Сенат вынести определенное решение применительно к одному субъекту, могут быть неуместными для другого. Другой указ, который может послужить примером, издан в 1825 г. во исполнение высочайше утвержденного мнения Государственного Совета по частному делу генерал-майора Кишенского и Салтыкова. В нем речь шла о разнообразной практике продажи имений от мужей к женам и наоборот, вследствие чего ограничения, наложенные на такую продажу в одном случае, могут совершенно не подходить для другого [5. С. 193–195]. Таким образом, по общему правилу, частные решения Сената в дореформенный период не могли изменять законодательство, а также служить руководством для разрешения аналогичных дел, поскольку не позволяли учитывать ряд специфических, присущих конкретному делу обстоятельств.
С другой стороны, необходимо отметить, что иногда при разрешении частных дел Сенат прямо предписывал публикацию своих актов и обязывал руководствоваться ими во всех аналогичных случаях с целью формирования единообразного толкования и судебной практики. К таким образцам следует отнести, например, сенатский Указ от 18 июля 1744 г. «О наказании преступников малолетних», принятый в результате рассмотрения уголовного дела по обвинению «крестьянской девки Прасковьи» в убийстве двух малолетних, предписывающий суды не подвергать малолетних, не достигших 12 лет, смертной казни, пытке и наказанию кнутом [7. С. 177–180]. Еще один пример – сенатский указ от 31 января 1808 г. «О церковных вещах, коих похищение составляет святотатство», предписывающий судебным органам при рассмотрении и разрешении уголовных дел о хищениях из храма принимать во внимание заключение Святейшего Синода о том, что кража любых вещей из храма (кроме оставленных мирянами на сохранение) должна квалифицироваться как святотатство [8. С. 52–55]. Таким образом, сенатская правоприменительная практика по частным делам также в ряде случаев становилась образцом для разрешения аналогичных дел. Можно предположить, что основанием этого служил факт наличия правовых пробелов, не позволяющих вынести решение по делу, а также запрет судам применять аналогию и разрешать дела по существу при отсутствии необходимой или четко сформулированной нормы.
В результате реализации положений судебной реформы 1864 г. такая ситуация была несколько скорректирована: расширилось судейское усмотрение и интерпретационные полномочия судов, которым теперь было вменено в обязанность самостоятельное толкование правовых норм. Даже при пробелах в законодательстве суд теперь не был обязан каждый раз обращаться за разъяснениями к верховной власти. Ст. 9 Устава гражданского судопроизводства 1864 г. гласила, что все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму действующих законов, а в случае их неполноты, неясности, недостатка или противоречия основывать решение на общем смысле законов. Запрещалось, согласно ст. 10 Устава, останавливать разрешение дела под предлогом неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов [9. С. 20]. Аналогичные положения содержались и в ст. 12 Устава уголовного судопроизводства [10. С. 8].
Закрепление данных норм в российском законодательстве означало признание за судебными органами широких интерпретационных полномочий вплоть до восполнения правовых пробелов и применения аналогии. Казалось бы, реализация указанных положений должна бы привести к расширению судейских полномочий в ущерб интерпретационным функциям Сената. Тем не менее влияние актов Сената на интерпретационную и правоприменительную практику судебных органов нисколько не уменьшилось.
Несмотря на расширившуюся свободу судейского усмотрения в толковании норм права, следует отметить, что в своей интерпретационной и правоприменительной деятельности суды по-прежнему были обязаны ориентироваться на разъяснения Правительствующего Сената и принимать во внимание его практику по отдельным делам. Можно даже сказать, что решения Правительствующего Сената стали приобретать прецедентный характер. Ст. 815 Устава гражданского судопроизводства и ст. 933 Устава уголовного судопроизводства содержали положения о том, что определения и решения кассационных департаментов Сената, интерпретирующие правовые нормы, подлежали опубликованию с целью их применения в судебной практике. На суды налагалась обязанность следовать разъяснениям кассационных департаментов Сената (ст. 109 Основных положений уголовного судопроизводства), которые публиковались для всеобщего сведения «для руководства к единообразному истолкованию и применению законов» (ст. 110 Основных положений уголовного судопроизводства, ст. 933 Устава уголовного судопроизводства).
Это касалось и решений, принимаемых кассационными департаментами Сената. Архивные источники свидетельствуют о том, что справки из прежних решений кассационных департаментов, которые докладывающий сенатор признает необходимыми для решения дела, составляются по требованию его обер-секретарем департамента [11, л.д. 3]. При этом акты официального толкования принимались во внимание судебными органами при вынесении приговора, поскольку ст. 919 Устава уголовного судопроизводства содержит положение о том, что наряду с обжалуемым приговором и причинами обжалования, доказательствами, обстоятельствами дела, применяемым по делу законодательством при докладе по делу излагались также примерные решения, постановленные Сенатом по аналогичным делам (ч. 3 ст.919). Статья 930 Устава уголовного судопроизводства обязывала суды подчиняться суждениям Правительствующего Сената в отношении разъяснения последним точного смысла законов. Принятие судебных решений в противоречии с этими разъяснениями не допускалось.
В своих документах Правительствующий Сенат также подчеркивал это требование. Так, определение соединенного присутствия Сената, изданное 22 декабря 1888 г., обязывает судебные места и лица следить за содержащимися в решениях кассационных департаментов Сената разъяснениями точного смысла законов, опубликованных для всеобщего сведения [12. С. 752]. Известность судебным инстанциям содержания сенатских решений, да и вообще всех актов, касающихся судебной деятельности, презюмировалась со дня получения конкретным судом Сенатских Ведомостей, как источника официального опубликования указанных актов, на основании п. 3 приложения к ст. 472 Учреждения Правительствующего Сената (т. I Свода учреждений государственных) [13].
Следует отметить, что незнание судьей позиции Сената, изложенной в принятом, но еще неопубликованном либо не дошедшем до судьи документе, не могло оправдывать принятия решения, идущего вразрез с позицией Сената. Его неопубликованное решение также должно было учитываться судом, если последнему была предъявлена заверенная копия [14]. Такое правило должно было подчеркнуть, что значение сенатского решения ни в коей мере не уравнивается с обнародованным законом, а имеет своей целью лишь информирование судов о позиции Сената как органа, осуществляющего официальное разъяснение законов, по конкретному делу. Исходя из этого, источник, посредством которого этаьпозиция стала известна суду, не имел принципиального значения. Если в судебных актах содержалось толкование правовых норм, идущее вразрез с официальным разъяснением Сената, это было непосредственным поводом к кассационному обжалованию.
Поскольку пореформенное законодательство требовало от судей единообразного толкования и применения правовых норм, одной из целей деятельности судейского корпуса было недопущение и пресечение попыток интерпретации, выбивающейся из общей линии российской судебной практики. Обеспечение единообразной практики правоприменения и правотолкования должно было производиться посредством издания решений и определений Сената в результате его кассационной деятельности и общего руководства судебными установлениями.
В трудах дореволюционных исследователей можно увидеть подтверждение тому, что практика судебного толкования правовых норм стала иметь юридическую силу, что позволяло говорить о судебном правотворчестве [15.С. 34]. В первую очередь это проявлялось в том, что в ряде случаев сенатские разъяснения дополняли законодательные нормы и способствовали восполнению пробелов в праве. К примеру, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, включая нормы, предусматривающие уголовную ответственность за клевету (ст.ст. 2017–2019), не определяет сущность данного понятия. Такая ситуация была исправлена Сенатом, разъяснившим, что клеветой является заведомо ложное обвинение лица в деянии, «противном правилам чести». Однако подобная реакция на пробел не означала полной его ликвидации: на практике обвинения в клевете иногда заканчивались тяжкими последствиями, в том числе для лица невиновного, вследствие невозможности клеветника предусмотреть и ограничить объем распространяемых им клеветнических сведений. Поэтому Сенат повторно обратился к данному составу преступления и разъяснил, что клеветой должно быть признано не только заведомо ложное, но и «не заведомо истинное обвинение в деянии, противном правилам чести».
Вскоре, однако, Сенату опять пришлось своим разъяснением скорректировать данное понятия. Причиной этого стал случай распространения слухов о получении воспитанным и образованным посетителем одного из французских ресторанов пощечины с последующим выдворением его из помещения ресторана. Распространитель данных сведений утверждал, что они не являются клеветой, поскольку действие совершалось не обиженным, а в отношении него. В третьем своем разъяснении Сенат все-таки признал распространение данного слуха клеветой, поскольку он содержал ложный факт такого обращения с жалобщиком, которое запятнало его достоинствои [16. С. 16– 17].
Однако, несмотря на все усилия Сената по обеспечению единообразного толкования и применения права в России, изучение правоприменительной практики свидетельствует о том, что разъяснения смысла закона, содержащиеся в сенатских решениях, также могли интерпретироваться правоприменителями неверно. Именно это обстоятельство заставило управляющего Министерством юстиции обратиться к обер-прокурору уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената 29.08.1872 г. Суть дела состояла в отложении Острогожским окружным судом судебного заседания вследствие неявки 9 присяжных заседателей, поскольку после пополнения списка запасными наличное число присяжных оказалось бы меньше требуемых законом 30 человек (ст. 550 и 648 Устава уголовного судопроизводства). Вследствие этого, по мнению суда, самостоятельность судебного действия немыслима, если присяжных будет меньше, так как ст. 656 Устава уголовного судопроизводства дает право сторонам отвести 12 из 30 присяжных, и, следовательно, дает суду право рассматривать дело или не согласиться на это.
Управляющий Министерством юстиции, ссылаясь на неоднократную практику Сената, указал, что вопрос о возможности продолжать заседание вследствие отсутствия полного комплекта присяжных может возникнуть лишь в том случае, когда стороны уже отвели такое количество присяжных, что их осталось меньше 18, и допустил возможность судебного заседания без полного комплекта присяжных. Поэтому управляющий Министерством юстиции завил, что он не может признать правильными рассуждения Острогожского суда о том, что ни в каком случае и ни при каких условиях заседание суда без полного комплекта присяжных немыслимо. Поскольку на практике случаи неявки присяжных часты, образ действия Острогожского окружного суда, по мнению управляющего, может остановить правильное течение дел и вредно отозваться как на общем ходе правосудия, так и на интересах подсудимых, участь которых отягощается медленным рассмотрением дел. В данном случае имело место неправильное толкование закона судом, которое также шло вразрез с позицией Сената, и этот факт не мог быть исправлен в общем порядке судопроизводства. Исходя из этого факта, управляющий Министерством юстиции предложил обер-прокурору уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената предложить в порядке надзора вынести указанный вопрос на рассмотрение и законное постановление Правительствующего Сената [17, л.д. 1 – 6].
Представляют интерес попытки наложить санкции на судебные органы за игнорирование интерпретаций, данных высшими судебными местами. Так, известен случай, касающийся Московской судебной палаты, которая попыталась возбудить дисциплинарное производство против окружного суда, связанное с неоднократным уклонением последнего от исполнения определений палаты относительно толкования ст. 277 Устава уголовного судопроизводства. Однако Сенат, к которому обратилась палата с ходатайством, не нашел оснований для его удовлетворения [18. С. 94].
Следует отметить, что принцип обязательности интерпретационных решений Сената для всех судов Российской империи, на котором настаивала верховная власть, не был положительно воспринят всеми правоведами. Так, ряд русских юристов конца XIX – начала ХХ в. высказывались против этого, аргументируя свою точку зрения тем, что сенатские решения не могут быть наделены общеобязательной силой, которая присуща закону [19. С. 596–603]. К подобному мнению склонилось в 1892 г. большинство членов Московского юридического общества: на его заседании по вопросу об обязательности решений Сената только один из 19 членов высказал свое положительное мнение [20. С. 3– 16].
Однако большинство правоведов все-же были склонны видеть истоки юридической обязательности актов Сената в его авторитете как высшей судебной инстанции и органа, призванного обеспечить единообразное толкование и применение права в России. Исходя из смысла статей 930 и 933 Устава уголовного судопроизводства, а также ст. 813 и 185 Устава гражданского судопроизводства, кассационные решения Сената обязательны для дел, по которым они были вынесены, и судов, куда направлены дела для вынесения нового решения. Данные суды должны следовать суждениям Сената относительно смысла законодательства. В отношении иных дел и судов также можно отметить фактическую обязательность, которая следует из положения, предписывающего публиковать определения кассационных департаментов Сената, разъясняющие точный смысл правовых предписаний для руководства к единообразному толкованию и применению.
Интерпретационная деятельность Сената формировала официальную линию, способствующую единообразному толкованию и применению правовых норм всеми судебными инстанциями Российской империи. Истоки такой политики следует искать задолго до судебной реформы 1864 г. Однако после реформ второй половины XIX в., несмотря на расширение интерпретационных полномочий судебных органов, авторитет сенатских интерпретаций нисколько не упал. Его решения и определения способствовали не только конкретизации правовых предписаний и формированию единообразной правоприменительной практики, но и восполнению пробелов в праве и преодолению коллизий правовых норм.
1. Свод Учреждений Государственных. Кн. 3: Учреждение Правительствующего Сената. СПб., 1837.
2. О пояснении п.4 ст. 470 Свода учреждений государственных (о порядке пересмотра решений Сената)//РГИА. Ф. 1149. Оп. 3. 1840. № 87.
3. Выписка из Свода законов Т. 1учр. Государственных и продолжения его за 1832, 1838 и частью - 1839г. // РГИА. Ф. 1149. Oп. 3. 1840. № 87.
4. Указы Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского // РГИА. Ф.1609. Оп. 1. № 223.
5. Демченко Г.В. Судебный прецедент. Варшава, 1903.
6. О вершении дел по Уложению, а не по новоуказным статьям: Именной указ Петра I от 15.06.1714. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. V. 1713 - 1719. № 2828.
7. О наказании преступников малолетних: Указ Cената от 18.07.1744.// Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. XII. 1744 - 1748. № 8996.
8. О церковных вещах, коих похищение составляет святотатство: Указ Сената от 31.01.1808.// Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. XХХ. 1808 -1809.
9. Устав гражданского судопроизводства. // Судебные уставы 20 ноября 1864 года с изложением рассуждений, на коих они основаны. Часть первая. СПб., 1866.
10. Устав уголовного судопроизводства.// Судебные уставы 20 ноября 1864 года с изложением рассуждений, на коих они основаны. Часть вторая. СПб., 1866.
11. Особый наказ кассационным департаментам Сената. // РГИА. Ф. 1405. Оп. 64. № 5991.
12. Сборник определений соединенных присутствий Сената. СПб., 1896.
13. Решение Уголовного Кассационного Департамента Правительствующего Сената № 440. СПб., 1869.
14. Решение Гражданского Кассационного Департамента Правительствующего Сената № 72. СПб., 1878.
15. Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов. М., 1997.
16. Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе.// Журнал Министерства Юстиции. 1892. № 1.
17. О неправильном толковании точного смысла закона и решений департамента о заседаниях суда с участием присяжных заседателей // РГИА. Ф. 1363. Оп. 8. 1872.№ 10. Вып. 1 - 3.
18. Макалинский П.В. Практическое руководство для судебных следователей. СПб., 1894. T. I.
19. Тимановский А.Т. Сборник толкований русских юристов к Судебным Уставам императора Александра Второго: За 25 лет (1866 - 1891). Варшава, 1892.
20. Протоколы заседаний Московского Юридического Общества.// Юридический вестник. 1892. Июнь - июль.
